Сережа постучал согнутым пальцем по столу, железным голосом процедил:

— Майор Пронин, ау!

Оля засмеялась, сняла с огня готовый омлет, подставила на железную решеточку перед Сережей:

— Навались!

Сережа протянул ей чашку с вином:

— За тебя.

— Спасибо, солнышко…

Чокнулись, выпили.

Оля села напротив, откусила хлеба, ткнула вилкой в дымящийся омлет, подула, попробовала:

— Ничего…

— Пища богов.

Сережа наполнил чашки:

— За встречу теперь?

— Можно.

Чокнулись. Сережа в два глотка осушил чашку, стукнул дном о стол:

— Амброзия…

Оля пила медленно, голый локоть ее поднимался. Быстро съели омлет. Насадив кусочек хлеба на вилку, Оля протерла сковородку:

— Блеск.

— И я говорю — пища богов, — он вытер губы о сгиб локтя, разлил остатки вина.

Оля встала, поставила сковороду на плиту. Сережа с двумя чашками подошел к ней, протянул:

— За твои глазки, волосы, плечи и тэ дэ.

— Что — тэ дэ?

— Тэ дэ…

Он поцеловал ее в шею, провел рукой по животу, скользнул за отворот халата. Оля отстранилась, выпила. Сережа тоже. Постояли, разглядывая друг друга. Сережа улыбнулся:

— Есть предложение.

— Конструктивное?

— Ага. Ахнем об пол? На счастье?

— Э, нет, парниша! — Оля выхватила из его рук чашку, — у меня их всего три осталось.

Она поставила чашки на стол.

— А почему так мало?

— Одну я кокнула, а четыре Витька забрал. После развода.

Сережа засмеялся, подхватил се на руки.

В коридоре зазвонил телефон. Сережа понес Олю в коридор.

Не слезая с его рук, она взяла трубку:

— Да. Что? Нет, это квартира.

Сережа поцеловал ее в шею.

Оля бросила вниз трубку, но промахнулась. Трубка ударилась о телефон, соскочила вниз и закачалась на шнуре.

Николай разрезал пакет, вывалил норму на тарелку. Скомкав пакет, швырнул в мусорное ведро, достал из шкафа ложку, банку вишневого варенья, открыл, сел за стол.

Норма была старой, с почерневшими, потрескавшимися краями. Николай наклонил банку над тарелкой. Варенье полилось на норму.

Тесть в третий раз заглянул из коридора, вошел и, заложив худые руки за спину, покачал головой:

— Значит, вареньицем поливаем?

Николай прошелся тягучей струёй по последнему темно-коричневому островку и поставил банку. Кирпичик нормы полностью покрылся вареньем. Вокруг него на тарелке расплывалась вишневая лужица, сморщенная ягода медленно сползала по торцу.

— В пирожное превратил, — узкое лицо тестя побледнело, губы подоб-рались. — Как же тебе не стыдно, Коля! Как мерзко смотреть на тебя!

— Мерзко — не смотрите.

— Да я рад бы, да вот уехать некуда от вас! Что одна дура, что другой! Как вы надоели мне! Ты посмотрел бы на себя!

Николай отделил ложкой округлившийся уголок, сунул в рот. Варенье поползло по образовавшейся ложбинке. Тесть оперся руками о стол:

— Ну она дура, она не понимает, что творит. Но ты-то умный человек, инженер, руководитель производства! Неужели ты не понимаешь что делаешь? Почему ты молчишь?!

— Потому что мне надоело каждый месяц твердить одно и то же.

Николай отделил кусочек побольше:

— Что я не дикарь и не животное. А нормальный человек.

— А я, значит, — дикарь? Животное?!

Николай спокойно отправил в рот очередной кусочек:

— Вы, Сергей Поликарпыч, зря нервничаете…

— А что ж мне делать прикажешь, а?! Спокойно смотреть на вас?!

— Ну а чего переживать-то зря?

— Как это — чего?! Как это — чего?!

Николай улыбнулся, жуя норму:

— Да успокойтесь а, ну что в самом деле…

Лицо тестя побелело, губы затряслись.

— Ты вот что, ты не дерзи мне! Слышишь!! Я тебе в отцы гожусь! Ишь, взял манеру разговаривать!

Медленно жуя, Николай хмуро смотрел на него:

— А чего такого-то?

Трясясь и дергая головой, тесть судорожно дотянулся кулаком до края стола, ожесточенно застучал:

— Я… управу на тебя найду, найду! К начальнику твоему пойду, к Селезневу! Хулиган! Издеватель!

Николай недовольно мотнул головой: