Лес огибала речушка с лугами вдоль нее, дальше, наверное, дорога — там виднелись телефонные столбы и фыркали машины. Возле дороги кучка строений. Клуцис вышел на самую опушку и, встав за ствол, внимательно оглядел местность. Пустая пожня, убранное картофельное поле и выгон с ольховыми кустами. Вернувшись, он сказал:

— Похоже, что немцев тут пропасть.

Видно, что бахвал уже утратил прежнюю смелость. Гринис не напомнил ему о недавнем поведении и черт те каких посулах, только сказал:

— Что ж делать, раз запас подчистили, придется ночью еду добывать. Где-нибудь в поле картошка осталась.

Модрис сказал:

— Выйдем за сосны. Может, в той стороне дом поближе к лесу есть.

— Да, местность надо разведать, — согласился Гринис и встал. Совсем неожиданно рядом с ним очутился Цабулис.

— Я опять могу идти, — упрямо прохрипел он.

Ну, что ты скажешь — без пяти двенадцать Цабулев Янис начал учиться упрямству и настойчивости. А может, это просто отчаянье?

Сосенки здесь стояли густо, хвоя царапала лицо, идти было трудно. Впереди ничего не видно, и, когда через несколько десятков метров молодая поросль вдруг резко кончилась, они увидели, на что нарвались: на опушке находилась стоянка немецких машин. Минутная растерянность. Хорошо еще, что всего несколько солдат, да и те возятся с отдаленной машиной. Но какой-то унтер все же заметил движение в поросли.

— Wer ist da? [4]

В этот момент Клуцис сделал глупость — от растерянности нажал крючок. Он не стрелял в немцев, даже не думал это делать, потому что ствол автомата был направлен в сторону, только вызвал ненужный шум. И тут же вся округа была поднята на ноги. Будто осиное гнездо растревожили. Провожаемые свистом пуль, они кинулись обратно в гущу поросли. Клуцис исчез с такой быстротой, что не то в землю врылся, не то по воздуху промелькнул. На миг Гринис заметил Модриса — бросив винтовку, вжав голову в плечи, мчался он, как вспугнутый заяц. Цабулис жался к Гринису, и они не могли быстро уйти. По соснам уже бил свинцовый град. Цабулис ойкнул и повалился. Ранен, обессилел? Гринис не успел это выяснить.

— Halt! [5]

Выхватив пистолет, Гринис выстрелил в кричавшего. Потом он так и не мог понять, как удалось ему оторваться от преследователей, но, когда после дикого рывка сквозь огонь он остановился, чтобы сменить пустую обойму, немцы порядком отстали. Зафырчал бронетранспортер, ведя свирепый огонь, — от сплошной очереди его даже сосенка повалилась. К счастью, чудище это полезло в гущу леса, а Гринис остался на опушке. Еще на миг он увидел Клуциса. Видимо, ранен. Держась за тонкую сосенку, он встал во весь рост и закричал:

— Nicht schiessen, Kameraden! Nicht schiessen! [6]

Огненная пила срезала его вместе с сосенкой.

Гринис выстрелил еще несколько раз, но немцы были уже далеко, и надо было беречь патроны. Единственный выход — бежать, пока есть силы. Сердце уже надрывалось. Но он сумел уйти из глаз, — человек, спасающий свою жизнь, может гораздо больше того, кто покушается на его жизнь. Теперь можно хоть отдышаться. По-прежнему он держался опушки и, тяжело дыша, брел вперед. Немецкие солдаты ушли глубоко в лес и палили там как оголтелые. Гринис не мог понять, с чего они так стараются, может быть, сами не чувствуют себя в безопасности.

Бор перешел в смешанный лес, сюда сворачивала та самая речушка, что протекала через луг. Местами лес был довольно густой, надо выбрать место, где бы укрыться и переждать, когда уляжется суматоха.

И тут произошло нечто неожиданное. Точно алмазное острие пронзило густой покров туч. Хлынул ослепительный солнечный свет, и сумрачный лес ожил от сияния. Ага, уже за полдень. Гринис почувствовал, как у него сделалось легче и радостнее на сердце. Ну, уничтожили их, ну, он теперь загнанный зверь, изнуренный и голодный, но ведь он еще может видеть солнце, бороться за жизнь. Сейчас он двигается на запад, остальные пути перерезали солдаты Гитлера, безумствующие в бору. Но он еще свернет и снова пойдет на восток.

Гринис вздрогнул и поднял пистолет. Кто-то идет…

— Модрис! — приглушенно воскликнул он.

Парень был вне себя от страха. Точно не сознавая, что происходит, он воздевал вверх обе руки.

— Что ты в небе шаришь?

Модрис продолжал стоять в этом столбняке. В глазах ужас и недоумение, пальцы дрожат.

— Ну, ты хорош! Бросил винтовку, а теперь… — зло фыркнул Гринис.

— Пропали мы! — застонал Модрис. — Немцев в лесу тьма. И с той стороны идут. По лугу, я сам видел.

Глаза Гриниса сузились.

— Тогда нечего мешкать. Пошли!

Вышли к берегу. Здесь росли довольно высокие кусты, но не такие, чтобы надежно укрыться. К тому же с той стороны, куда указал Модрис, послышались не только выстрелы, но и собачий лай. Вот и затравят их, как зайцев! Только речка могла сбить со следа, и Гринис забрел в мелкое русло. Модрис последовал за ним. Гринис вдруг заметил, что парень хромает.

— Что с тобой?

— Да, видно, задело. Ляжка болит.

Шум стремительно приближался, а укрытия они так и не высмотрели. В сердце закрался холодный страх, — стало быть, суждено погибнуть, не видеть больше никогда солнечного восхода и свободы? Еще несколько минут — и конец.