– Люди моей «породы», как ты изволил выразиться, возделывают землю в провинции Тысячи Озер, а ростом намного превосходят тебя, коротышка. Моя же внешность – шутка злой судьбы: кости рук и ног легко ломаются, а потом отказываются расти. Богатые почему-то находят эту особенность забавной и даже веселой. Когда выяснилось, что больше я уже не вырасту, а значит, никогда не смогу ходить за плугом, правитель забрал меня к себе в качестве шута. К сожалению, и на этом поприще я не достиг вершин и не оправдал надежд. Помотав по свету, судьба наконец бросила меня на милость нашего нынешнего хозяина. Дело в том, что он совершенно лишен музыкального слуха, а потому музыкант примерно таких же способностей его вполне устраивает.

Льешо отчаянно покраснел. Каждое слово нового знакомого отдавалось в его душе содроганием, словно очередной шаг по зловонному верблюжьему навозу.

– Не сомневаюсь, что вы просто шутите, преуменьшая свои заслуги на музыкальном поприще, ~ запинаясь, пробормотал он, стремясь хоть как-то загладить возникшую неловкость.

Брат уже поехал вперед вместе с Кариной, и Льешо пришпорил коня, чтобы догнать их, а главное, убраться подальше от этого непонятного, ехидного и насмешливого маленького человечка.

Лекари казались целиком погруженными в серьезный разговор о припарках, однако, заметив приближающего Льешо, Адар замолчал. На лице его читался вопрос, но Льешо нечего было сказать. Он догнал головную часть отряда, и теперь уже спешить было некуда: и верблюды, и лошади шагали неторопливо и спокойно.

– Неужели нельзя ехать быстрее?

В голосе юноши прозвучало нетерпение, даже недовольство.

– Честно говоря, я ничего не понимаю в верблюдах. Лошади какое-то время могли бы идти рысью, но, поскольку путь предстоит долгий, поспешность может их убить.

Адар сказал это просто так, не задумываясь о последствиях своих слов, но Льешо моментально вернулся в прошлое, будто все случившееся повторилось вновь. Звуки движущегося каравана вызвали воспоминания о другом путешествии, в котором он так страдал от голода, жажды и истощения. Рядом люди умирали прямо на ходу. На лбу юноши выступил холодный, липкий пот ужаса, а сердце заболело так, словно его пронзила одна из висящих на плече стрел. – Льешо! Льешо!

Голос Адара звучал словно издалека, утонув в тумане. Братья остановились, а караван зашагал мимо; незнакомые погонщики и телохранители, которых он, как ему казалось, смутно узнавал, на ходу бросали на юношу полные любопытства взгляды. Адар спешился и накрыл руку Льешо своей рукой.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Льешо, не понимая, где и в каком времени находится. – Мы отстали, не позволяй телохранителям увидеть…

Льешо на мгновение прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями; рука Адара словно якорь удерживала его в прошлом.

– Где твой конь?

– Вот он, здесь. Если я тебя на минуту оставлю, с тобой ничего не случится?

К чему этот вопрос? Смущенный и растерянный Льешо внезапно снова ощутил себя за тысячи ли отсюда, на бескрайних степных просторах. Юноша отчаянно вцепился в руку брата: нет, даже за все шелка империи Шан он не позволит Адару уйти.

– Умерли девять тысяч человек, – едва слышно прошептал он.

Налетчики-гарны угнали из священного города Кунгол десять тысяч его жителей. Почти все они – кроме одной тысячи – не выдержали тяжкого перехода на рынок в Шане, где торговали рабами. Слова Льешо не ответили на заданный вопрос, но их было вполне достаточно, чтобы Адар понял, что происходит с младшим братом.

– О Богиня, Льешо! Как же тебе удалось выжить?

Льешо не рассказывал брату о том, как оказался на Жемчужном острове, далеко-далеко от родного дома и от долин любимой Фибии. В огне битвы братья с огромным трудом нашли друг друга, все остальное тогда представлялось не важным. Теперь же накопившиеся в душе чувства требовали немедленного освобождения. Он должен, должен все поведать Адару, даже если брат ни за что не простит той цены, в которую обошлась его, Льешо, жизнь.

– Я ведь был их принцем, и они умерли за меня. Голодая, отдавали мне последнюю крошку, мучаясь жаждой, дарили мне последнюю каплю воды. Несли меня на руках, пока не падали, а когда изнемогали, передавали другим, и те несли дальше – тоже до последнего смертного вздоха.

Юноша тяжело вздохнул и обратил исполненный боли взгляд в ясное голубое небо Шана.

– Если бы можно было обернуться птицей и прилететь домой как можно скорее!..

Льешо наклонился в седле, словно готовый взлететь при первом же порыве ветра. Но ничего не произошло. Конечно, куда ему? Взлететь смогла бы Каду, а он не обладает ее удивительными способностями.

– Бедный Льешо! Если бы я мог хоть чем-то тебе помочь! Слова прозвучали словно извинение. Неужели брат ни в чем его не винит? Скорее всего он, по своему обычаю, рассуждает логически и понимает, что в той трагической ситуации Льешо ничего не мог поделать. Но если он ни в чем не виноват, за что же тогда такие муки?

– Получается, я любимчик Богини?

В словах юноши сквозил горький сарказм. Если то, что испытывает он, – милость, как же тогда выглядит божественная немилость? И что в таком случае божья кара?