– Нельзя придумать всё на свете, – заметил Сварчик.

– Значит, нужно отнять то, что придумали они, – твёрдо произнёс Йорчик. – Всё честно: я предложил купить – он отказался, значит, нужно забрать.

Так мог сказать только галанит.

Капитан кивнул, мысленно соглашаясь с Йорчиком, тоже перевёл взгляд вниз и тут же крикнул:

– Стоп-машина!

Бронекорда остановилась.

Снова скалы, валуны, пыль и снова скалы. Чёрные, острые, обломанные, целые… Проносится перед глазами дурацкий пейзаж Камнегрядки, ослепительно красивый на закате и отвратительный в непритязательной унылости сейчас, при свете солнца.

И тень цеппеля над кормой – снова.

Пулемётные очереди по курсу. Маленькие гейзеры пыли – «плюх-плюх-плюх…» и несколько по броне – «цок-цок-цок…». Пока безопасно, но нервы дёргает.

Шумное дыхание Холя. Испуганные междометия его женщины…

Рвущиеся снаряды…

И Павел вдруг осознаёт, что теперь так будет всегда: он бежит, в него стреляют, он умнее преследователей, но их больше. Их нескончаемый поток, и они не остановятся, не прекратят погоню. Он – приз. Он – цель. Злые люди хотят усыновить его злого ребёнка и натворить злых дел.

Он умный, он понимает. Он бежит, но погоня только началась и не закончится до тех пор, пока ему не перестанет везти. Как долго? Неизвестно. Но отныне мир и миры станут проноситься мимо, как сейчас Камнегрядка: мельтеша, не откладываясь в памяти, то и дело разрываясь пулями и снарядами.

Друзей мало.

И слово «предательство» сделает тебя параноиком. Или не успеет сделать, потому что случится. Или уже сделало.

Холь шумно дышит, он думает, что главное – удрать от нависающего над кормой цеппеля, а там всё образуется… Холь и его женщина надеются удрать… Они ещё не поняли, что жизнь непоправимо изменилась.

Взрыв.

Взрыв впереди и справа разбрасывает кучу камней. Сорванный валун влетает в подвеску, и переднее колесо клинит в положении «только прямо». Перед Гатовым встаёт дилемма: давить на тормоз или таранить приличных размеров скалу, что как раз поднимается впереди. Несколько секунд он борется с искушением покончить с этим прямо сейчас, а затем жмёт на педаль, аккуратно останавливая бронекорду посреди мёртвой Камнегрядки, смотрит на удивлённого Холя и говорит:

– Пойдём подышим воздухом. – И первым покидает кабину. Не спеша.

Проходит мимо кузельной башни, ласково проводя рукой по тёплому металлу – корда честно билась до конца, но обстоятельства… – спрыгивает в кузов, с улыбкой смотрит на потрёпанных друзей, усаживается на пустой ящик и достаёт трубку.

Он не сдался. Он устал.

– Двигатель? – спрашивает Каронимо.

– Колесо, – равнодушно отвечает Гатов.

А Мерса поднимает голову и молча смотрит на рули проскочившего вперёд цеппеля. Левая линза очков пошла трещинами, и алхимик жмурит этот глаз, смотрит на корабль только правым.

– Я правильно понимаю, что цеппель, который мы видим, – не наше такси? – негромко осведомляется Холь, помогая Агафрене спуститься в кузов.

– Ты понимаешь правильно. – Павел набил трубку и теперь поджигает длинную спичку. В шаге от него лежит раскрытый ящик с последними бомбами, но Гатова подобное соседство не беспокоит. – Такси задерживается. Извини.

Бааламестре принимается отряхивать от пыли рубашку. Мерса с преувеличенным тщанием протирает очки, и целую линзу, и разбитую. Агафрена крепко, до боли, сжимает руку инженера, тот нежно гладит её пальцы.

– Обидно, чуть-чуть недотянули, – ухмыляется Каронимо, решивший, что рубашка достаточно очищена от местной пыли. – Мы отлично шли, выражаясь языком скачек.

– До чего недотянули? – интересуется Мерса. – Что могло случиться в нашу пользу?

– К примеру – сильный ветер, который унёс бы цеппели к прожорливым стерчам, – тоном заправского писателя говорит толстяк. – На Менсале бывают ураганы?

Агафрена слабо улыбается.

– Хочу поблагодарить за то, что ты сделал, – произносит Холь, глядя Павлу в глаза. – Прости, что испортил план побега.

– Я должен был попытаться.

– Мы оба знаем, что ты не был должен, – усмехается Алоиз. – Тем более твои друзья.

Алхимик делает жест, означающий: «Не стоит благодарности». Бааламестре чуть пожимает плечами.

– Кстати, мы не знакомы. – Гатов глазами указывает на женщину и делает выразительные «глаза».

– Агафрена, позволь представить тебе Павла Гатова, – светски произносит Холь. – Того самого, о котором я много рассказывал.

– Очень приятно.

– Павел, моя невеста Агафрена.