И продолжала смотреть на посёлок. Очень спокойная внешне и очень сосредоточенная внутри.

Якта знал, что прямо сейчас Нульчик прикидывает, куда направить санитаров в первую очередь, где развернуть полевую операционную, а где – пункты перевязки и осмотра пострадавших. Продумывала, какие группы усилить и за счёт кого и кто будет руководить захоронениями: учитывая стоящую жару, следовало взять мероприятие под особый контроль.

Сада прикидывала, а Фарипитетчик вновь поймал себя на мысли, что восхищается ею: жёсткий руководитель, чьи подчинённые ходили по струнке, опытный разведчик, без колебаний отдававший приказ на устранение врагов Галаны, Сада сохранила в себе настоящего медикуса, готового прийти на помощь кому угодно и когда угодно. Прийти на помощь, позабыв обо всём, даже о долге.

Потому что в этом была она вся.

– Подходящее поле есть к западу от деревни, – негромко произнёс Фарипитетчик. – Я посажу цеппель в трёхстах метрах от околицы.

– Отлично. – Нульчик подошла к переговорной трубе, выждала паузу и спокойно, как будто речь шла о чём-то обыденном, произнесла: – Внимание, «Доброта», рабочая тревога! Повторяю: рабочая тревога! Личному составу подготовиться к высадке. Командирам групп немедленно явиться на мостик.

И тем привела в действие все механизмы передвижного госпиталя.

Три старших медикуса стремглав помчались за вводной и инструкциями. Их помощники и приписанные к группам санитары отправились на склад, а затем, переодетые и загруженные снаряжением, принялись выстраиваться в коридоре у запасного выхода – через гондолу, – поскольку воспользоваться основными «воротами» по причине отсутствия причальной мачты не представлялось возможным.

Кстати, о мачте: посадить цеппель тоже было задачей.

Небольшой посёлок располагал лишь примитивными посадочными «семафорами», П-образными металлическими конструкциями, оснащёнными лебёдками. Приземляться на них было не очень весело, но всё же лучше, чем на голое поле. Ну а тот факт, что обслуги у «семафоров» не наблюдалось, капитана не смущал: не в первый раз. Остановив цеппель примерно в пятидесяти метрах от поверхности, Фарипитетчик распорядился отправить вниз в «корзине грешника» пару палубных, которые присоединили тросы к мачтам и занялись лебёдками. Садиться всего на две точки было опасно, однако ветер, к счастью, гулял лишь на высоте, и капитан ухитрился в очередной раз совершить небольшое чудо.

– Скорее! Работаем!

Медикусы и санитары принялись торопливо выносить оборудование и сумки с медикаментами, а ещё через несколько секунд на краю поля появились подводы с местными жителями и солдатами: узнав, что на помощь пришёл передвижной госпиталь, люди отправились навстречу, торопясь как можно быстрее доставить дорогих гостей к раненым.

– Думаю, за шесть часов управимся, – произнесла Сада, собирая волосы в пучок.

– Как ты оцениваешь уровень угрозы?

– Как непонятный, – поколебавшись, решила женщина. – Поэтому я запрещаю тебе покидать цеппель.

– Хорошо.

Он будет беречь судно, а она отправится в разрушенный посёлок. Будет промывать и перевязывать раны, раздавать лекарства и объяснять, как их принимать. Будет оперировать, вырезать пули и осколки, складывать кости в гипсовые повязки и вправлять вывихи. Будет пахать шесть часов без передышки и вернётся довольная-предовольная, как будто студентка с первой самостоятельной операции. Вернётся счастливой.

Поспит несколько часов и снова превратится в стареющую злобную суку.

Если бы Тогледо попросили охарактеризовать Камнегрядку одним-единственным словом, он без колебаний выбрал бы определение «пыль». Не закат, не камни, не пустыня, а именно пыль. В окрестностях форта Карузо, вокруг озера, на склонах гор и на половину лиги дальше, она особо не надоедала – появлению пыли мешала плотная трава, но там, где не было водоносных слоёв, мельчайшие частички поднимались с поверхности от любого дуновения ветра, даже слабого, и от малейшего потрясения. Проехать по Камнегрядке и не поднять облако пыли было решительно невозможно, а потому возвращение охотников Тогледо заприметил задолго до того, как кавалькада достигла ворот форта. Они с Холем как раз стояли на самом верху вернувшегося на землю «Исследователя-1», проверяя недавно смонтированный измерительный пост, и случайно обернувшийся Тогледо разглядел не только облака, но и некоторых всадников.

И сразу доложил:

– Губернатор вернулся.

Полагая, что сообщение вызовет интерес. И ошибся.

– Очень хорошо, – равнодушно протянул Алоиз, придирчиво изучая надёжность крепления массивного магнитометра. – Мне показалось, или шкала развёрнута не очень удачно относительно иллюминатора?

Магнитометр стоял на самом краю приборной линейки, и Холь опасался, что наблюдатель не сможет снять точные показания.

– Шкала достаточно большая, синьор инженер, – уточнил очевидное Тогледо. – Я лично проверял: её прекрасно видно с поста.

– Хорошо…

– Пост прекрасно оборудован, синьор инженер, он полностью готов к работе, и остаётся надеяться, что наши люди не запаникуют во время перехода.

На вершине рундера располагалась техническая площадка, возле которой Холь и распорядился устроить нечто вроде лаборатории. Предполагалось, что наблюдения будут вестись из небольшой герметичной башенки, воздух в которую подавался специальным насосом. Две приборные линейки по пять устройств каждая находились на самой площадке, напротив больших иллюминаторов башни, к которым и были развёрнуты измерительные шкалы. Запиралась башня снаружи – на случай появления Знака, – а потому угрожать лаборантам могла лишь паника.