Старец говорил, что не надо отчаиваться из-за гонений на Церковь, ибо Господь нас хранит, как говорится в псалмах 93–м и 36–м и в 7–й главе книги Пророка Даниила.

«Перед молитвой мы должны тщательно исповедоваться сами перед собой. Как мы исповедуемся перед причастием, так же и перед молитвой мы должны осознавать свою греховность, вспоминать свои грехи и сокрушаться о них, сокрушаться о том, что так сильно огорчили Бога. Мы должны вспоминать о своих страстях и о своей душевной нечистоте. Вспоминать наш блуд, ложь, тщеславие, в которое впали: “Господи, я богохульник, блудник, прелюбодей, лжец, вор, нечистый, грязный, окаянный, идолопоклонник, раб бесовских страстей, достойный ада. Господи, сжалься надо мной, прости меня, не посылай меня в ад, но по безграничной Твоей благости и милосердию помилуй меня грешного”. После такой примерно подготовки мы можем приступать к Иисусовой молитве».

В миру я стал виновником одного аборта и глубоко переживал этот свой смертный грех. Поскольку я очень любил старца Паисия и доверял ему, хотел узнать его мнение, что сделать, чтобы Господь спас душу убитого мною нерожденного ребенка. Моего духовника не было в то время в монастыре, и я не имел возможности взять у него благословение, чтобы пойти поговорить со старцем Паисием лично. Я решил прямо из своей келлии молитвенно обратиться к старцу Паисию, жившему тогда в Панагуде, и попросить его ответить на мою просьбу. Однажды вечером я встал на колени и со слезами и сокрушеннием сердечным стал просить старца Паисия ответить, что мне сделать. Ответ пришел мне на сердце с несомненной определенностью: «Ты по–человечески кайся, сколько можешь, плачь, сколько можешь, а остальное предоставь Богу». После этого явного ответа–извещения я совершенно успокоился. Когда позднее в монастырь приехал мой духовник, я рассказал ему о своей проблеме, о том, что делал и какой получил ответ. И духовник подтвердил подлинность извещения, которое я получил через молитву от старца Паисия, говоря: «Да, так случилось, потому что тебе это было необходимо».

Будучи послушником, я пошел к старцу Паисию вместе со своим отцом. Отец мой был простым человеком, но по характеру достаточно эгоистичным. Он расстроился, что я ушел в монастырь, и, поддавшись искушению, пребывал в унынии. Я решил отвезти его к старцу Паисию, полагая, что тот изменит его душевное состояние. Мы сели втроем в саду, и старец сказал отцу: «Хороший у тебя сын!» Тотчас же настроение моего отца изменилось и широкая, светлая улыбка показалась на его лице. Никогда до этого я не видел такой перемены в его лице. Благодать слов старца подействовала на его душу, он воспринял его слова как оправдание. С тех пор грусть постепенно стала проходить у моего отца, он стал радоваться, что его сын монах, и даже сказал мне: «Ты выбрал лучшее…»

Я сказал старцу, что хочу уйти из монастыря, поселиться в келлии отшельником, и услышал в ответ: «Для того чтобы уйти из общежительного монастыря и стать отшельником, нужно “обтесаться”. Как морская галька, если на нее и попадет грязь, с легкостью отмывается и полностью очищается, стоит только пройти небольшому дождю, так и душа “обтесанного” и “отшлифованного” монаха (более ли менее излеченного от эгоизма) очищается немногими слезами. Напротив, как камень с выпуклостями и впадинами трудно очищается от грязи (даже если его долго отмывать, грязь может остаться во впадинах), так и душа “необработанного”, “угловатого” и незрелого монаха, который еще не избавился от страстей (особенно от эгоизма), трудно очищается в пустыне малыми слезами». Такая работа над душой монаха совершается, как правило, в общежительном монастыре. Только если монах станет как “галька” в общежительном монастыре, ему пойдет на пользу отшельничество».

Старец Паисий говорил одному монаху: «Если кто-то боится быть один ночью в пустыне, то для него это хорошая возможность привыкнуть к непрестанной молитве. Ибо, когда жаждешь превозмочь страх, легче всего постоянно повторять: “Христе мой, Богородица моя, помогите мне!”» Этими словами старец старался подбодрить монаха и вселить в него добрый помысел, чтобы он боролся и не отчаивался. Одновременно он использовал трусость этого монаха, чтобы помочь ему, если тот захочет, стяжать непрестанную молитву.

Покойный старец Исаак, который жил и был погребен в келлии Воскресения на Капсале, однажды сказал мне, что старец Паисий при жизни достиг духовного совершенства.

В 1989 году мне рассказали об отце Паисии.

И вот я со своими друзьями первый раз приехал на Афон. Раньше я был связан с Христианской организацией мира. Я спросил тогда старца: «Почему членов этой организации считают за еретиков? Ведь они ходят в церковь». Он ответил мне: «Дорогой мой, если бы тебе сказали пойти к иеговистам, ты бы пошел?» — «Нет, Геронда». — «Вот видишь, — продолжал он, — эти люди из Христианской организации мира сменили вывеску, но они хуже, чем иеговисты, они волки в овечьей шкуре». Так ясно и прямо он мне это сказал.

В 1987 году, когда я учился на последнем курсе политехнического института, то побывал у старца Паисия в его келлии в Панагуде.

До этого я имел малое отношение к Церкви. Изредка, в какое-нибудь из воскресений, приходил на Божественную литургию (обычно посередине, если не к концу), не был знаком с исповедью и не причащался. Я никогда не читал духовных книг, кроме учебников по религиоведению, которые были у нас в школе. В вопросах веры я ничего не смыслил и вел жизнь, полную увеселений.

О старце Паисии мы слышали разные чудесные истории и то, что у него был дар пророчества. Посещая Афон, мы захотели увидеться со старцем и взять у него благословение. Когда мы пришли к его келлии, он был у себя в саду, и, несмотря на то что у него было много посетителей, он поспешил нас принять. Мы не хотели его утруждать, может быть потому, что стеснялись немного, и сказали ему: « Отче, мы хотим только взять у вас благословение». Однако он сам нам предложил:

«Посидите немного, дорогие», — и сел поодаль от остальных посетителей. (Я понимаю сейчас, что он увидел нашу духовную нищету, или, скорее, истощенность, несмотря на то что в нашем внешнем виде не было ничего необычного, и захотел нам помочь. Первый вопрос, который он нам задал, был: «Вы, ребята, ходите в храм, исповедуетесь? Нет?! Это как замковый камень купола. Если его вынуть, то весь купол обрушится». Я не настаивал на своем мнении, а спросил его о чем-то другом, и вскоре мы ушли. Однако слова старца (и конечно же его молитвы, как я потом понял) подействовали на меня положительно. Если уж это сказал человек, обладающий даром прозорливости, значит, по–другому быть не может.