— Бренные останки Джерри Риверса… — начал Хамштайн.

— Финансового репортера, вне всяких сомнений, — быстро вставил Джексон.

Тернер закатил глаза.

— И откуда нам это известно?

— Книжный шкаф. Помимо технической литературы в нем только финансы. Макроэкономика, судя по заголовкам. Была бы микро-, он мог бы быть биржевым маклером. А так он, по-видимому, зарабатывал на жизнь — весьма скромно, если судить по квартире, — в качестве корреспондента. Но почему это заинтересовало вас, специальный агент?

— Потому что прошлой ночью также убили ребе Бермана. Он переводил деньги организациям на Ближнем Востоке. Мы давно следили за ним.

— Значит, он помогал тем, кто на каждой встрече провозглашает: «Смерть Америке!»?

— И что, черт побери, натолкнуло вас на эту мысль? — огрызнулся Хамштайн.

— Иногда, специальный агент, сигара — это всего лишь сигара. — На лице Хамштайна отразилось недоумение, и Джексон терпеливо продолжил: — Если бы он поддерживал израильских бойскаутов, вас бы это вряд ли встревожило, верно? — И, чтобы избавить агента от полного смущения, быстро добавил: — Полагаю, раввину сломали шею.

— Откуда?.. — воскликнул Тернер.

— Ведь именно так убили здешнего компьютерного маньяка. Да, знаю, выглядит как смерть от пулевого ранения в голову, но тогда было бы намного больше крови. А его шея не оказалась бы в таком странном положении.

— Да, — промямлил один из мужчин. — Мы так и думали. Ждем медицинского заключения.

— Что еще можете сказать об убитом?

— Я нашел это в нескольких дюймах от его руки. — Тернер передал Джексону мобильный телефон с открытым списком звонков.

Сержант-майор изучил устройство.

— Всего пять звонков за четыре дня. Один номер.

— Мы пробили его, — сообщил Хамштайн. — Не кто иной, как Горги Пелачи.

Сержант-майор обдумал услышанное. Пелачи был очень могущественным человеком и к тому же весьма загадочным. Один из крупнейших олигархов, он сделал свое баснословное состояние после распада Советского Союза. Источник его богатства покрывала тайна: некоторые утверждали, что Пелачи был генералом КГБ и сколотил состояние на взятках; другие — что он процветал при коммунистическом режиме, скупая имущество, конфискованное у «врагов народа», которых ссылали за Урал, в Сибирь; третьи считали, что верны оба предположения. Но Пелачи появился на сцене, вооруженный внушительной страховкой в испанской валюте, чуть не сокрушившей Испанский центральный банк, и повторил этот фокус в нескольких новорожденных государствах Центральной Европы. Возможно, инсинуации и слухи заставляли его держаться в тени. Так зачем иметь дело с мелким финансовым репортером?

— Вы можете организовать мне встречу с ним? — спросил Джексон.

Хамштайн поморщился.

— Я бы не стал этого делать. Если его разозлить, он прыгнет выше головы босса моего босса.

— Я буду вести себя вежливо. Честное слово.

Хамштайн смирился.

— Посмотрю, что можно сделать. Если, конечно, вы не раскроете дело на месте.

— Вы прекрасно знаете, что для этого нужна хоть какая-то зацепка, — наставительно сообщил Джексон.

Тернер передал ему небольшой запечатанный пакет. Внутри лежала визитка: «Ребе Елизар Берман, исполнительный директор, проект „Примирение“». Джексон посмотрел на обратную сторону карточки. Там была аккуратная колонка цитат:

Сержант-майор вернул пакет Тернеру.

— Наши люди уже работают над этим, — заверил детектив. — Лучшие специалисты.

— Они ничего не найдут, — покачал головой Джексон. — Это случайные цитаты. — Он приблизился к компьютеру. — Можно?

Тернер протянул ему латексные перчатки.

— Чтобы не оставлять следов.

Джексон кивнул Мэгги. Она с удивлением взяла перчатки.

— Что мне искать?

— Размер, форма, тень, цвет, движение, — ответил он.

Подумав, она покачала головой.

— Не размер… и не тень… — Затем обернулась к сержанту-майору. — Может, форма?

— Последний шанс, — предупредил он. — Неотброшенная тень. Посмотрите на цитаты. Изучите комнату.

Момент настал: сейчас она либо заслужит его доверие, либо навсегда утратит такую возможность. Мэгги медленно осмотрелась. Неотброшенная тень. Непереходный глагол. И тут впереди забрезжил свет. Она кинулась к компьютеру, открыла «Историю», ввела «Екклесиаст».

— Почему такой выбор? — спросил сержант-майор.

— Потому что Екклесиаст может иметь только одно значение. В отличие от Моисея, Ездры и даже Софонии его можно использовать только в библейском смысле. — Она нажала «Ввод».

«Среди недавних поисковых запросов „Екклесиаст“ не числится», — через мгновение сообщил экран.

— Ладно, — проворчал Хамштайн. — Что мы, простые смертные, могли упустить?

— Разумеется, самое очевидное. Мэгги?

В ней проснулся офицер.

— Оглядитесь, джентльмены. Тут нет ни одной книги, не то что Библии. И никаких веб-запросов. Следовательно, библейская связь должна быть косвенной, а не прямой.