Шрифт:
– Присаживайтесь, батюшка. Чем могу служить? – говорил отец почтительно, но по лицу его все-таки было видно, что он тоже недоумевает и тревожится.
Под черным заскрипел стул.
– Очэнь спасибо, кириэ [20] Мимоходенко, очэнь спасибо, – кивнул он своей тяжелой головой в черном клобуке. – У менэ к вам дело. Я хочу, чтобы вы, кириэ Мимоходенко, кала эдулепса… Как это по-русски?.. Хоросо заработали.
– Заработал? – с удивлением, но и с интересом спросил отец. – Это как же, батюшка?
20
Господин (греч.).
– Это так: вас паликари… как эта по-русскому? Вас мальчик очень хоросий голос имеет… Наси греки очень любят, когда хоросий голос молитвы поет… Наси греки усо дадут, чтоб слусать хоросий голос в своей церкви…
– Э, нет, батюшка! – решительно сказал отец. – Он даже в русской церкви больше не будет петь. У него и без того горло болит. Да и как он может в греческой церкви петь, если у вас богослужение совершается на греческом языке!
– Это ничиво: мы ему сделаем гоголе-моголе, мы ему хоросаго доктора привезем. А греческие слова он скоро поймет. Что тут трудного? По васому русскому будет так: верую во единого бога. А по насому греческому будет так: пистево сена феон. Что тут трудного?
– Нет, нет, батюшка! – хмурясь, отвечал отец. – Он не имеет никакого пристрастия к духовным занятиям. Он у нас по светской линии пойдет.
Но чем решительнее отец возражал, тем настойчивей его убеждал черный. Отец говорил, что у меня экзамены на носу и мне сейчас не до греческого языка. Черный отвечал, что меня греческие монахи научат «Символу веры» по-гречески в один момент. «Он слабенький, – стоял на своем отец, – ему нельзя перегружаться». – «Ничиво, ничиво, – успокаивал отца черный, – пусть приходит в наш монастырь обедать – через десять дней он будет толстый и сильный».
Отец умолк. Долго молчал, потом совсем другим голосом сказал:
– Да, хорошо попитаться ему следовало б. Какая у нас пища! Постный борщ да селедка. А он у нас в детстве кровью сошел. Совсем заморышем растет… Но петь в церкви он все равно не захочет. Из русской сбежал, а в греческую его и калачом не заманишь. Вместо церкви будет бог знает где бродить… Он такой…
– У нас, кириэ Мимоходенко, усо есть: масло есть, сардины есть, оливки есть, апельсины есть, инжир есть…
Может быть, черный еще долго перечислял бы, что у него есть в монастыре, но тут распахнулась дверь и на пороге показался наш рыжий батюшка.
– А-а, – протянул он ехидно, – так это вы, патер Анастасэ! А я думал, чей это медоточивый голос, кто тут соблазняет оливками да инжиром господина Мимоходенко подобно змию, соблазнявшему в эдеме легковерную жену Адама – Еву плодами древа познания добра и зла. Теперь понятно, почему отрок Димитрий отлучился от церкви архангела Михаила. Ах, патер Анастасэ, патер Анастасэ! А я-то считал вас своим лучшим другом и во всем доверял вам! Вот и верь после этого соленым грекам, хоть бы и в монашеском облачении!
Монах поднялся со стула и замахал широкими рукавами рясы, как черными крыльями.
– Не усо вам, не усо вам, патер Евстафий! Вы сами, патер Евстафий, меня обманули. Вы говорили, патер Евстафий, что мальчика будем делить пополам: половина царю Константину, половина архангелу Михаилу. А вы взяли архангелу Михаилу усо мальчик, усо!.. Нехоросо так, патер Евстафий, нехоросо!.. Асхима, асхима!.. [21]
– А долги не платить по четыре месяца – это «хоросо», патер Анастасэ? – сощурясь, прошептал наш батюшка.
21
Плохо (греч.).
– Какие долги, патер Евстафий, какие?.. – тоже перешел на шепот черный.
– Забыли? А чье каре наскочило на мой покер?
– Патер Евстафий, так это был чистый блеф! Никакой покер у вас не был! Вы даже не показали карты, вы сунули карты под карты!..
– Что-о?.. Карты под карты?!. Так я кто же, по-вашему, шулер?
– Сига [22] . – Черный показал глазами на моего отца и уже громко сказал: – Я, патер Евстафий, очень вас уважаю. Просу вас ко мне в келию. Мы усо, усо – как это по-русскому? – миром уладим… Кириэ Мимоходенко, – повернулся он к отцу, – вы согласны посылать вас паликари… вас мальчик в нас монастырь?
22
Тише (греч.).
– Видите ли, отец Анастасэ, – развел отец руками, – я, может, и согласился бы – как-никак, мальчику не вредно поправиться на хороших харчах, – но надобно и его согласием заручиться…
– Орео! – воскликнул черный. – Орео, кириэ Мимоходенко! Прислить сюда вас мальчик, я буду говорить с ним.
Тогда я вышел из-за перегородки и сказал:
– Папа, я согласен. Я все слышал. Я согласен.
– Ты согласен? – в удивлении отступил отец. – Согласен?
– Да, – твердо повторил я, – согласен. Я буду каждый день заходить в монастырь… обедать и учиться петь по-гречески.