Шрифт:
– Может, то всё враки?
– сомневается мастеровой, стоящий сбоку от Гюряты, - Может, всего-навсего торговые свевы приплыли и никакой княгини с ними нет?
– Дай час, увидим, - спокойно отвечает Гюрята и оглаживает бороду.
Его глаза устремлены на Волхов, где у самого причала покачиваются со спущенными парусами дракары свевов. Борта у них смоляные, высокие, с узкими весельными прорезями. Нос самого большого украшает позолоченная голова хищного грифа.
Издалека Гюряте видно, как свевы возятся со сходнями, крепят их.
Прибежали дружинники, оттеснили толпу от берега, стали тыном.
– Значит, жди, скоро князь пожалует, - заключил мастеровой.
Парамонова боярыня приподнялась на носки, вытянула по-гусиному шею. Недовольно промолвила:
– Ничего не вижу. Сказывала, пойдём раньше. Экой!
Боярин смолчал. Негоже пререкаться с бабой, пусть даже с боярыней, да ещё меж людей. На то хоромы есть. А тысяцкий рад, боярыню подзуживает:
– Вестимо дело, надо было загодя явиться. Ну да Парамон завсегда так, нет о жене подумать. Ты уж, боярыня, построже с ним, Парамон доброго слова не понимает, я уж его с мальства знаю.
– Эк, и не совестно те, Гюрята, иль боярыня молодка какая, - пристыдил тысяцкого Парамон и, обиженный, выбрался из толпы. Следом ушла и боярыня.
Тут народ зашумел:
– Князь Ярослав идёт!
– Где? Что-то не примечу!
– Да вона, с пригорка спускается!
– Ага, теперь разглядел.
– Разглядел, когда носом ткнули! подметил сосед Гюряты, и в ответ раздались редкие смешки.
Ярослав шёл в окружении рынд [67] , по правую и левую руку воеводы Добрыня и Будый. Воеводы оба на подбор, высокие, плечистые, шагают грузно. Князь им чуть выше плеча, ко всему и худ. На Ярославе алый кафтан, шитый серебром, соболья шапка и сапоги зелёного сафьяна. У воевод шубы тонкого сукна, под ними кольчатая броня на всяк случай. Кто знает, с чем явились свевы. Сапоги, как и на князе, сафьяновые, а шапки из отборной куницы.
67
Рынды - телохранители.
Шагов за десять до дракаров Добрыня и Будый отстали от Ярослава, а он приблизился к сходням. Навстречу шла Ирина в длинном до пят платье из чёрного бархата, на плечи накинут узорчатый плат, а непокрытую голову обвила золотистая коса.
Замер Ярослав. А в толпе бабий шум:
– Соромно, волосы-то напоказ выставила…
– Ха, в заморских-то странах, видать, и нагишом стыду нет.
Гюрята прицыкнул на баб:
– Не трещите, подобно сорокам, поживёт княгиня на Руси, обвыкнется.
Высоко несёт голову дочь свевского короля, гордо, на люд внимания не обращает, будто и нет никого на берегу. Со сходней на землю ступила твердо, князю поклон отвесила не поясной, по русским обычаям, а по-заморскому, чуть голову склонила.
«Властна, видать, будет княгиня», - подумал Гюрята, и, будто разгадав его мысли, мастеровой рядом проговорил:
– Идёт-то как, ты погляди, не иначе кремень-баба! А лик-то бел да пригож, ишь ты…
– Ай да Антип!
– подметил другой мастеровой.
– Княгине хвалу воздаёт, своей же жены не примечает.
– Своя-то она своя, - проговорил мастеровой Антип, - её Каждодневно зрить не возбраняется, а вот княгиню-то, да ещё заморскую, в кои лета поглядеть довелось.
– Коли так, разглядывай. Ай и в самом разе стойко ходит варяжская невеста.
Ярослав уже подал Ирине руку, повёл с пристани. Часть свевов осталась на дракарах, а десятка три, закованных в броню, с копьями и короткими мечами, стуча по бревенчатому настилу тяжёлыми сапогами, двинулись следом за Ириной. На викингах рогатые шлемы, поверх брони накинуты тёмные, подбитые мехом плащи. Свевы шли по два в ряд, все безбородые, с отвисшими усами. Лишь у одноглазого ярла, шагавшего впереди отряда, с чёрной повязкой на лице, седая борода и плащ не как у всех, златотканый. Гюрята знал этого ярла Якуна, старого варяжского воина, и не удивился, что король Олаф доверил ему охранять дочь. Верный языческой клятве на мече, он сражался под Антиохией с сарацинами, служил в гвардии базилевса, водил торговые караваны.
Якун тоже заметил тысяцкого, поднял руку в приветствии. Рядом С Якуном шёл ярл помоложе. Этого Гюрята тоже видел лета три назад. Его зовут Эдмунд. Он приходил в Новгород торговать, воротившись из удачного похода.
Эге, сколь варягов призвал Ярослав, - сказал кто-то в народе.
Ему ответили:
– Княжья забота - звать, а ноугородская - корми!
– Корми в одном разе! Тут ещё за службу платить будешь свевам. Будто своей дружины ему нет.
– Да, за гривнами к нам пойдут, что и говорить. Вона Гюрята, он казной ведает, ему лучше знать.
Тысяцкий, будто не расслышав, выбрался из толпы.
Отойдя от людей, Гюрята повернул на мост. Внизу, у свай, река грязная, водой прибило щепки, коряги. В отрочестве Гюрята любил нырять с моста. Но то было давно. Сейчас уже Пров в таких летах, как он тогда был. «Пров, Пров, не лезет тебе в голову ученье…» - подумал тысяцкий о сыне.
Перейдя Волхов, Гюрята направился на епископское подворье, где в стороне от других строений стояла скотница - каменное здание с маленькими, высоко поднятыми зарешеченными оконцами и с толстой, окованной листовым железом дверью.