Шрифт:
– Брат мой, хан Боняк, звал тебя с ним на хазар идти.
Мстислав прищурился:
– А почто хану Боняку хазары?
Булан ничего не ответил. Мстислав снова спросил:
– На когда же тот поход хан Боняк готовит?
– Когда тебе, князю, сподручней будет.
Задумался Мстислав. Потом промолвил:
– Не могу враз ответить те, хан, совет буду держать с товарищами.
– И поднялся, давая знать, что разговор пока окончен.
Вышел Мстислав, у двери тысяцкий с воеводой поджидают. Смотрят вопросительно, что скажет князь.
– Булан на хазар зовёт вместе идти.
– А что, печенеги так печенеги, - махнул рукой Роман.
Усмошвец взглянул на него недовольно:
– Легко соглашаешься, боярин, либо забыл, сколько они зла Руси причиняют?
– И повернулся к Мстиславу: - Нет у меня им веры, князь. Как хочешь, но не верю в дружбу со степняками. Корысти у них много, и неспроста Боняк Булана прислал.
Мстислав долго шёл молча, потом остановился, заговорил:
– С тобой, воевода, я согласен, веры печенегам нет. И посему должны мы, идя на хазар, на свою силу уповать. Но поскольку Боняк тоже против кагана желание поимел выступить, мы не против, пусть идёт с нами.
Мстислав провёл ладонью по лбу.
– Ты, боярин Роман, воротись к Булану, передай моё решение: пусть хан Боняк дожидается меня с ратью у Белой Вежи. Оттуда и пойдём на хазар.
2
– Люди тмутараканские, князь Мстислав на хазар собирается!
– с паперти деревянной церквушки взывал голосистый глашатай.
Взволновался народ, а глашатай знай своё:
– Ребята удалые, парни молодые, подсобите князю!
О том же кричали глашатаи на торгу, посаде и выселках. Давно не слышала Тмутаракань такого. Тревожно. Неспроста князь на хазар идёт. Если Мстислав меч обнажил, то, верно, хазарин на Русь собрался, Тмутаракань воевать…
– Нет, не дадим, чтобы хазары верх взяли, - заговорили тмутараканцы.
– Постоим за себя, - и шли толпами на княж двор рыбаки и пахари, торговый люди и ремесленный. Шли с копьями и луками, топорами и шестопёрами.
Тысяцкий Роман из горожан полк собирал, разбивал по десяткам и сотням.
Услышал Савва глашатая, лавку запер и поспешил к Давиду. Тот у себя дома отдыхал, увидев гостя, кликнул старуху:
– Сготовь-ка на стол, полдневать будем.
Савва отказался.
– Не для того я, Давид, к тебе зашёл. Разве не слышал, что князь Мстислав люд на хазар зовёт?
– Слышать не слышал, но что такое будет, знал с того самого часа, как Обадия перехватили. Да ты садись, Савва, что стоять-то.
– И указал на скамью рядом.
Савва, продолжая стоять, протянул Давиду связку ключей:
– Возьми-ка, от лавки и от дома.
Давид удивлённо поднял брови:
– К чему то? Уж не на войну ль собрался?
– Нынче все идут, и мне обочь не стоять.
– Война - не гостей забота. Твоё дело торг вести, - попробовал возразить Давид.
Савва покачал головой:
– То не так. А разве война дело пахаря либо рыбаря? И если на нас рать вражья идёт больше, чем у князя воинов в дружине, кто поможет ему? Не возьмёмся мы, одолеют хазары Мстислава, возьмут Тмутаракань, и станешь ты платить дань сборщику Обадию. Будет он хозяином в доме твоём…
Давид поднялся, положил руку Савве на плечо:
– К торгу я приучал тя, молодец. Ин же как оно дело обернулось. А за домом твоим я догляжу. Ворочайся, всё в целости будет.
…После крикливого и неугомонного Константинополя Петруня увидел тихую и спокойную Тмутаракань. Здесь не было огромных каменных домов с мраморными колоннами у подъездов, фонтанами и бассейнами, не блистали позолотой соборы, а княжий терем ничем не напоминал дворец базилевса.
Ночами улицы города не освещали фонари, и на центральной площади, которую греки в своей стране именуют форумом и украшают портиками и статуями, стояла маленькая церковь да росли сочные лопухи. В Тмутаракани не было ипподрома, и люди не слонялись бесцельно толпами, не хватали прохожих за полы, не попрошайничали. Только на торгу да в порту весь день суетился и шумел, спорил до хрипоты и веселился многоязыкий люд.
У гостевых дворов, огороженных высоким забором, вросла в землю харчевня. Её хозяин не раз заставлял Петруню колоть дрова или делать ещё какую-либо работу и за то кормил парня щами на говяжьем бульоне и кашей.
В порту свою харчевню открыл осевший в Тмутаракани усатый армянин. Её завсегдатаи - любители восточных блюд, иноземные купцы и корабельщики. Любопытствуя, заглянул в эту харчевню Петруня и отшатнулся: дымно и чадно. Потом пообвык, пригляделся. У двери тлеют деревянные угли и шкворчит подгоревший жир. Под гул голосов и стук корчаг мечется от мангала к столу и обратно толстый хозяин.