–  Княже, - взмолился Ян, - не могу я ждать!.. Они-то до осени ждать не станут!.. Пусти в поход сейчас!

Он взглянул на Ярослава как всегда открыто и гордо, и тот уже привычно кивнул головой:

–  Сейчас не время - весна идёт. Пешцы не пойдут, пока не отсеются! Коли хошь, бери дружину, иди на Псков. Соберёт Юрий Мстиславич своих - тогда поглядим!

Охотников среди младшей дружины Ян выкликнул в тот же день. Даже кое-кто из старшей вызвался идти за ним. Не отстала от своего воеводы и изборская дружина. Собрав сотни две с небольшим, Ян накоротке распрощался со своими и отправился во Псков.

Юрий Мстиславич после удачного осеннего похода на лифляндцев глядел на мир радостно, ходил гоголем и верил в свою судьбу. Он согласился было идти в поход, но требовалось время для сбора дружины и, самое главное, пеших ратников. Здесь князь Ярослав оказывался прав - чем ближе время было к весне, тем меньше было у поселян охоты куда-то идти. Да и не очень-то верил новый псковский князь в то, что ливонские рыцари будут спешить с походом. Разослав-таки гонцов поднимать рати, он проводил время на ловищах и поездках по монастырям. Яну волей-неволей приходилось всюду мотаться за ним, чтобы князь не забывал о походе.

И получилось, что он опять оказался прав, потому что едва Юрий Мстиславич отправился на очередные ловища, как его догнал гонец, принёсший весть о том, что из Изборска прибежал человек и сказал, что город обложен немцами.

Чуть не до глубокой ночи звенели мечи на улицах Изборска. Не только ратники и ополченцы - всё население вставало стеной перед врагом. Рыцарей встречали мечи, топоры, рогатины, а порой даже оглобли и ухваты. Многие пешие кнехты были убиты или ранены, когда кинулись грабить избы. Только вмешательство конных рыцарей раздавило сопротивлявшихся, втоптав их в перемешанный с кровью снег.

Магистр Даниэль фон Винтерштеттен, Ярославко и комтуры сражались на улицах города наравне со всеми. Они проехали по большой улице от ворот до стен детинца и повернули на боковую улочку, сминая встававших у них на пути горожан и смешавшихся с ними дружинников. Вместе с рыцарями охраны и несколькими десятками дружинников Ярославка они доехали до самой Плоской башни, которая пострадала от баллист не так сильно, как полуразрушенная и просевшая Вышка. В её стенах, лишь кое-где пробитых камнями, засели последние защитники Изборска - десятка три ратников и несколько ополченцев во главе со старшим сыном тысяцкого. Здесь сражение развернулось во всей силе и ярости, тут не было и речи о скорой победе, хотя во всём городе это оставалось единственное место, где ещё не была явной победа меченосцев. Арбалетчики [295] перестреливались с засевшими в Плоской башне, пуская в них и получая в ответ тучи стрел. Под прикрытием лучников рыцари, пешие и на конях, пытались подобраться к дверям и бойницам башни, но те были заложены изнутри, и всякий новый натиск заканчивался тем, что у дверей оставались новые трупы.

Когда магистр и комтуры подскакали, рыцари приветствовав ли их криками. Старший немедленно поравнялся с Даниэлем:

–  Монсиньор, в этой башне засели самые отъявленные еретики! Они не дают нам...

–  Прекратить!
– отмахнулся Даниэль.
– С нами Бог! Неужели ты, брат, не веришь в Его милость?.. Только еретики сомневаются в могуществе Господа, за что и карают их!

–  Монсиньор!
– послышался сзади крик. К магистру и его спутникам приближался рыцарь.
– Монсиньор, брат Гильом приказал передать - город наш!

–  Видишь, брат мой! Господь за нас!
– Даниэль перекрестился рукой в железной перчатке.
– Если эти еретики всё ещё упорствуют, разрешаю тебе самому покарать их. Так хочет Бог!

Он последний раз поглядел на Плоскую башню и, повернув коня, поехал к центру города.

Ближе к вечеру в темнеющее небо поднялись клубы дыма - это горела часть стены, вплотную примыкавшая к башне, и сваленные у её подножия брёвна от наспех разобранных клетей и заборов. Огонь поднимался до самых бойниц. В его свете лучники и кнехты до боли в глазах всматривались в них, ожидая, когда же наконец защитники сдадутся. Но ни один человек так и не появился из бойниц Плоской башни - задохнулись ли они в дыму или ушли тайным ходом, рыцари так и не узнали.

Всю ночь в Изборске горели огни, слышался шум, крики и кое-где звон оружия. По улицам бегали люди. Захватившие город рыцари гонялись за женщинами и детьми, резали мужчин, оставляя жизнь только тем, кто покрепче и помоложе - им надлежало стать рабами в Риге или там, куда их захотят продать. Визжали насилуемые женщины, плакали дети.

Немногим удавалось спастись, забившись в опустошённые дома, или пользуясь темнотой и суматохой, убечь вон из города. Горели уже не отдельные дома - занимались целые улицы, пожары никто не тушил. В самом княжьем тереме, где остановились магистр Даниэль и высшие чины войска, шёл пир.

Из повалуш [296] и бертьяниц княжьего терема и хором тысяцкого выволокли все съестные припасы, выкатили все бочки мёда и вина. Сняв доспехи и распахнув вороты дорогих рубах, рыцари и князь Ярославко пили, громко смеялись и, перебивая друг друга, вспоминали бой и победу. Перепуганные холопы - те, кто не разбежался и кого не переловили и не повязали, - споро, боясь навлечь на себя гнев, таскали всё новые и новые блюда. Мелькали женщины, в основном уже пожилые, всех молодых уже похватали рыцари и развлекались с ними в укромных местах.