Сейчас Андрей устроится на завод, но через месяц-другой его призовут в армию. А там — посмотрим.

Возможные последствия для нашей работы (Я уже не говорю про новую волну слухов!): 1). Я намерен подать в отставку с поста руководителя семинара, 2). Членом приемной комиссии мне теперь, разумеется, не быть, 3). Вполне допускаю, что СовПис, узнав о том, что горком и обком отказались меня поддерживать, совершенно распояшется. Разумеется, многое зависит от того, как на всю эту историю решит реагировать наш секретариат. (В секретариат придет или уже пришло письмо из университета на тему: ваш писатель не сумел воспитать собственного сына.)

Прочие дела в общем идут нормально. Поступают письма с одобрением «Круглого стола» Литгазеты. Многие, как я понял, пишут в Госкомиздат и в ЛитГаз, требуя немедленных мер по изданию фантжурнала.

Начали поступать чеки из ВААПа.

Сдвигается помаленьку дело с изданием семинарского сборника в ЛенДетгизе.

Звонила Бела, просила выслать экз сценария по «Сталкеру» — твой экз она, разумеется, потеряла.

Директор «Ное Берлин» снова приглашает меня на «Стругацкиз-токз» [78] .

Вот такие дела.

Обнимаю, твой [подпись]

P. S. Леночку и Машку поцелуй.

Дорогой ты мой Борик!

Наконец, наконец, муха села на конец. Получили твое письмо. Забавно, в Л-де оно проштемпелевано 19.03, в Москве 26.03. Радищев, кажется, добирался скорее. Одновременно получил письмо из Югославии — тоже вышло из Белграда 19.03. так-с. Мы здесь очень беспокоились, Машка настаивала, чтобы я не ждал, позвонил, но мы с Ленкой откладывали: завтра, завтра, если не придет, тогда уже…

Ну что ж, видно — судьба. Я кое-что пытался здесь пошевелить, но глухо. Как в вату. И всё бы ничего, но Адку очень жалко. Хорошо, мама не дожила. Она бы измучилась. Я бы тоже с удовольствием не дожил. Это не для словца. Очень устал я, браток. Тошно. Нынче один свет в окошке — Ванечка, внучек. А то так вот сидишь, сидишь, читаешь, переводишь, огляделся — а со всех окон повыставлялись свинячьи рыла [79] . И такая, брат, тоска! Впрочем, это всё лирика. Ты не любишь, да и я тоже.

Если говорить практически, то ты впал в панику. Не делай далеко идущих выводов. Никто ничего с тобой не сделает. Ваши университетские кретины, конечно, еще пожалеют об этом скандале. Скандал будет, в этом можно не сомневаться, и не миновать нам по примеру прежних лет писать опровержение в ЛГ. Ну, только теперь мы будем умнее. Правда, в Москве, например, об этом никто ничего не знает. Я рассказал только Миреру, Манину и Беле, причем наказал им помалкивать. Не знаю, как у тебя.

Теперь дела.

1. На днях (через полмесяца, вероятно) придет к тебе договор из Мосфильма на сценарий ТББ. А может быть, и не придет, подпишу за тебя. Горьковский сценарий закрывают, в Мосфильме открывают — максимально приближенный к тексту повести. Режиссер соответственный, протащил это дело мгновенно через Ермаша, Сизова и др. Фамилию и прочие данные сообщу при встрече. Будь готов приехать и стремительно и хорошо поработать: если одна серия — 60 стр., если две — сто. Понимаю, это для тебя неожиданность, но сейчас происходят много неожиданностей. Учти: сценарий новый, независимый, финансово полностью свежий.

2. Я расплевался с Абрамовым и ухожу из Совета. Со всей этой сволочью ничего не сделать. Все великие мероприятия относительно издания молодых фантастов ушли пшиком. Не быть мне членом приемной комиссии. Не быть мне председателем жюри всесоюзного конкурса молодых (такого вообще не будет). Не будет разрекламированных сборников молодых в Сибири, на Урале и на Дальнем Востоке. И не я буду составителем сборника «Аэлита» для «Московского рабочего» (хотя я его уже собрал, но у меня его вежливенько изъяли). И вообще, кажется, ничего не будет. Всё! Теперь для меня в фантастике осталась одна реальность: мы с тобой. Только для себя. Пусть бог для всех. Всё обернулось предательством: Парнов, Абрамов, Биленкин, Беркова. Гуревич под сомнением, хороши по-прежнему лишь Бела да Женя Войскунский. Нет, брат, драться нужно и можно только за себя. Жуткое дело, в один прекрасный миг (несколько недель назад) я вдруг осознал: вот я пишу, доказываю, из дрисен вылезаю, чтобы создать журнал, отдельный Совет по фантастике, конкурс и бог знает что еще, а во главе встанет тот же Биленкин и будет самозабвенно издаваться, ездить за рубеж, надувать щеки при начальстве, а нам будет говорить, как говорят сейчас Абрамов и Парнов: сейчас не то время, друзья, ты же понимаешь, старик, надо погодить… Вах! Наср… я на это. Пусть сами хлопочут. Без меня!

Ну вот, собственно, всё. Выговорился. Пиши.

Целую тебя. Жму руку. В апреле Машка с мальчишкой уедет на дачу, готовься приехать.

Всегда твой, [подпись]

Приветы Адке и Андрюхе.

Да! Напиши, какие ты получил извещения от ВААПа?

Дорогой Аркаша!

Получил твое письмо от 27.03. Дошло, как видишь, быстро.

Моя главная работа сейчас — пристроить Андрея. Всё осложняется тем, что ему могут не дать и, скорее всего, не дадут допуск на мало-мальски приличное предприятие. Ну, и армия, естественно, на носу. Я пишу об этом, главным образом, потому, что не смогу уехать из Ленинграда, пока вопрос так или иначе не решится. Но как только он решится, я приеду обязательно.