– Поганые! Половцы идут силой неисчислимой!

Измученный гонец едва держался на ногах. Казалось, не усталость, а тяжесть привезённого известия согнула его плечи.

Воевода Коснячко расспросил его о направлении, по которому движутся половцы, о приблизительной численности врагов. Князь Изяслав велел позвать прибывшего в Киев Вышату Остромирыча, тысяцких Жарислава и Склира Жариславича и ближних бояр на думу.

Князь был бледен, его пальцы дрожали, и, чтобы скрыть эту дрожь, он всё время вертел что-то в руках. Бояре притворялись, будто не замечают растерянности повелителя.

– Думайте, бояре мои, что делать, - сказал князь.

Наступила гнетущая тишина.

Первым заговорил Жарислав:

– Мыслю, княже-господине, выждать нужно. Говорили святые мудрецы: "Не поспешностью, а осторожностью". Поганые на переяславльской земле душегубство творят. Может, до наших краёв и не докатятся. Всеволод, брат твой меченосный, их остановит. "И да вступится брат за брата..." А если поганые испугают Всеволода, ты, светоносный, ударишь на них. Поганых усталость одолеет. Они и ратиться с нами не захотят. И отгонишь ты их, яко в Писании молвлено: не мечом, а миром.

Гневно заговорил тысяцкий Гарлав:

– Ты, боярине, мягко стелешь, да жёстко спать. Лисой вьёшься, волчьи клыки прячешь? Чего хочешь? Тайный умысел имеешь. Чтобы Всеволода разбили. А ты с детьми своими ещё больше нужен князю станешь. Ибо на кого же господину надеяться? Да только не будет так. Слышишь, волче, не будет!

Склир Жариславич внимательно смотрел на шею тысяцкого Гарлава. Там краснел давний рубец от сабли печенега. Склир очень жалел, что удар печенега оказался слаб.

"Проклятый, узнал про замысел отца, - думал Склир.
– Надобно загладить неосторожное слово".

Он низко поклонился князю:

– Надумал так: надо послов выряжать до князя Святослава и до Всеволода Ярославича. Не ожидать, пока потекут поганые на Киев, а силы соединить, самим ударить!

Склир хорошо понимал, что так думают все бояре и что если первым это скажет не он, заговорят другие. Жариславичам было неплохо теперь при князе Изяславе. Всякий раз, совершив подлость или проявив слабость, князь вынужден был приближать их к себе. А они в свою очередь заставляли Ярославича совершать новые ошибки.

После того как Склир умолк, князю поклонился Вышата, сын новгородского посадника Остромира:

– Не разгневайся за смелое слово, княже-господине! Ведаешь - если в Новгороде у нас что приключится, созываем вече. Буйное оно, и решение его может быть неверно. Да только уж если вече решило - оно и в ответе. Его желание для люда свято. Кто отважится против выступить - нигде не сыщет помощи, ни в ком опоры не найдёт. Кто осмелится восстать против Бога и люда? Если на половцев выступать оружно, надо и в Киеве вече созвать. Люд даст больше воинов, и воины лучше биться будут, помня людской наказ. Будут знать, что не только за бояр да за тебя, княже, животы положат, а и за свои дома, за своих родовичей, за весь люд!

Дума загудела. Бояре перебранивались. Вознёсся голос Склира:

– Не услышь неразумных слов, княже. Вече созвать - власть с ним разделить. Дать люду волю - княжий стол потерять!..

Когда бояре и тысяцкие разошлись, Ярославич дал выход своему горю. Он ходил по светлице, сжимая руками голову, пытаясь придумать выход из чёрного угла, куда его загнали враги, союзники, льстецы, ненавистники, сыновья и сыновцы, братья и бояре, свои и чужие... Что содеять надлежит? Созвать вече - новые силы поднять против степи. Но только ли против степи? И как отважиться на вече? Это, значит, пойти против Коснячко, Жариславичей и многих других бояр. А ведь эти люди - единственные, кто ещё поддерживает князя. Других он сам отвратил от себя. Даже брат Святослав не тот, что прежде. Даже игумен Феодосий и его монахи, даже митрополит отвернулись от него, от князя-клятвопреступника. И ещё приходится не спускать глаз со Святополка, который безустанно подкапывается... "Вече созвать - власть свою разделить", - сказал Склир. Это правда. А сейчас, когда столько ненавистников вокруг, разделить власть, отдать хоть крупицу её - значит вовсе лишиться власти.

– О, пауки, - простонал Ярославич.

Ночью, как только Изяслав забылся в тяжком душном сне, ему приснилось, что он попал в паутину. Он барахтался, но всё больше запутывался. И откуда-то появились Святополк и Жариславичи в личине пауков. Князь хотел закричать, но у него не было голоса. Он хотел ударить их - не поднимались руки. К нему прикоснулись липкие паучьи лапы, страшные рты-клювы впились в его тело, в шею, в голову. И по мере того, как пауки-вампиры иссушали княжье тело, руки Изяслава вытягивались, становились длинными и цепкими, голова сплющивалась и весь он постепенно превращался в паука...

В месяце травном [99] , 28 дня, объединённое войско Ярославичей двинулось на половцев. Во главе одного из разведывательных десятков, высланных далеко вперёд дружин, ехал Изяслав-отрок. По дороге встречались лесные поселения смердов, в которых правили, подобно самозваным князькам, бояре да тиуны. Изяслав передавал им повеление Ярославича отобрать самых сильных мужей и спешить к Днепру для пополнения княжьего войска. Но большинство бояр и тиунов, выслушав отрока, и ухом не повели, и пальцем о палец не ударили. Поганые им не были опасны, ведь они не заберутся сюда, в глухие леса. Половцы устремятся на Переяславль, на Киев, на Чернигов. Вот пусть киевляне да черниговцы и дерутся с ними. А для лесных бояр чем слабее станет великий киевский князь, тем лучше - тем сильнее станут они, самозваные князьки.