— Вспоминайте, — сухо сказал Быков и склонился над протоколом.

— Я всякий раз получал на руки первый экземпляр… — робко, медленно начал Борис, — копирка… Может быть, была — Балакин всегда, садясь за стол, надевал нарукавники. Чтобы не испачкаться, должно быть.

— О копирку?! — вскинулся Быков.

— Кроме этого, я ничего не могу сказать.

— А когда Балакин отрывал накладные от книжки бланков — перед тем, как заполнить накладную, или после?

— Не могу утверждать… — Пастухов задумался. — Но, кажется, он это делал сразу. Оторвет и выписывает. А может быть, после…

— Почему у вас нет уверенности в своих словах? — с горечью спросил полковник. — Отчего, Борис Васильевич?

Пастухов посмотрел удивленно. Неужели следователю не понятно, отчего?.. Но было во всем облике полковника что-то такое сострадательное, теплое, человеческое, что Борис не выдержал. Слезы душили его.

— Не виноват я, понимаете? Не виноват ни в чем! Я все время говорю правду, одну правду! Я не знаю, почему мне не верят, не знаю… Я только в одном виноват: не подумал, согласился. Не учел: если в государственных торговых общепитовских точках иной раз бог знает что творится, концов не найти, то тут-то, где вообще все на честном слове… А если не на честном слове? Вот не подумал об этом и стал виноват! Хотя я и не виновен. Но как доказать? Не могу доказать!

— Я могу. И стараюсь доказать, кто в чем виноват. Обязанность это моя, — сказал Быков. — Про презумпцию невиновности слыхали?

— Тогда почему я арестован, если вина не доказана?

— Арестован, поскольку следствие располагает против вас весьма серьезными уликами. Но, кстати, если вины за вами нет, чем объяснить, что на очной ставке с Киреевым вы молчали?

Пастухов густо покраснел:

— Когда вот так в глаза, как Киреев… Смотрит в глаза, и без всякого сомнения, без всякого пардона, — Борис усмехнулся. — А ты стоишь, оплеванный и оболганный. Я не могу… Когда хамят, врут в глаза, черное за белое выдают, не могу! Теряюсь, что ли? Ошеломляет меня… Удачные и нужные ответы потом приходят.

— После очной ставки, значит, нужные слова пришли, — Вячеслав Иванович сокрушенно покачал головой. — В таком разе можно попросить встречу со следователем. И высказать ему запоздалые, но верные суждения.

— Киреев убедительно говорит. А один из нас врет. Кому вера? На мне-то уже пятно…

Быков глухо заворчал.

— Скажите, — задал следующий вопрос, — Киреев и ваш брат действительно долго уговаривали вас перейти в кафе?

— Да.

— Вам не показалась странной их настойчивость?

— Я месяц думал. А что они настаивали — понятно. Если работник нужен, так ведь…

— Чем Киреев и ваш брат мотивировали, что им нужны вы, именно вы? Вы давно сами знаете Киреева? Давно дружите?

— Глеб с ним дружил. А я — нет. Понятно, из-за разницы в возрасте. Да и потом… Я рано женился, зажил своей жизнью. Ушел на комсомольскую работу… В общем, я от брата оторвался. А вот на первый вопрос я ответить вам не могу. Чем мотивировали Глеб и Киреев?.. Вы не поверите, Вячеслав Иванович.

— Ну почему же? В чем причина? Я верю вам.

— Не поверите. Потому что причиной всему — моя честность. Так Киреев и говорил.

«Все верно, — согласился в душе Быков. — Кирееву нужен был честный, открытый, простой Пастухов. Вот она — простота, что хуже воровства». И снова спросил:

— У вас были свидетели, при которых вы передавали Кирееву накладные из «Зеленодолья»?

— Конечно, — с неожиданной, даже поразившей Быкова готовностью ответил Борис. — Иногда при этом присутствовала жена Киреева, иногда мой брат Глеб. Но ведь она не станет свидетельствовать против мужа, а мой брат сильно болен, — Пастухов поник головой. — Вот как вышло…

— Не печальтесь. Это все явления временные, я почти убежден: в вашей семье все будет хорошо. — Следователь глянул на часы, до очередного допроса у него оставалось ровно полчаса. Может быть, этот допрос что-то прояснит? Быков продолжил:

— В каких отношениях вы с Тимофеевым?

— Кто это?

— Подсобником был у вас.

— А, Леха… Не знаю его фамилию. Какие у меня с ним могут быть отношения? Выгнали мы его с Виноградовым за спекуляцию водкой — вот и все.

В министерстве полковника ждала новость. Исчез Киреев.

Этот факт больно уколол профессиональное самолюбие Быкова. «Предусмотреть подобный оборот дела было нетрудно, — думал он, — хотя не тот человек Киреев, чтобы безоглядно кидаться в бега. С другой стороны — что мне возмущаться собой. Ни один прокурор не позволил бы мне не то что арестовать Киреева, но даже взять у него подписку о невыезде. Доказательств пока нет, одни версии и доводы».

Подавив раздражение, Быков пригласил к себе очередного свидетеля по делу Пастухова.