Несмотря на привычное чувство вины, Дженис была уверена, что в этот раз все будет иначе. Билл сказал, что все понимает. Он и раньше так говорил, но на этот раз его речь звучала искренне. Он сказал, что если ей нужно потратить какое-то время на себя, она должна это сделать. В конце концов, он ведь все еще ее любит. Он сказал, что ей не надо беспокоиться о проблемах на работе, о детях, которым сейчас нужно внимание, о его возобновившихся запоях. Он понимает, что ей необходимо разобраться в себе. Может быть, сказал Билл, она вдруг почувствует, что ей не хватает его, – как он начал чувствовать, что ему не хватает Дженис.

Поначалу хлопотный переезд и рабочие заботы не оставляли Дженис времени на то, чтобы много думать о Билле и детях. Сперва Билл, как и обещал, звонил редко. Участившиеся в последнее время звонки он объяснял исключительно тем, что знает, как ей важно быть в курсе того, что происходит с детьми.

Когда во время своего последнего звонка Билл призывал Дженис не беспокоиться о нем, о его склонности к алкоголизму и о том, что он может снова потерять работу, его речь была сбивчивой и невнятной. Но он убеждал ее, что справляется с болью разлуки и с проблемами детей настолько хорошо, насколько это вообще можно сделать в одиночку. В течение нескольких недель после этого разговора Дженис неотступно преследовало чувство вины.

Когда позвонили из больницы, Дженис растерялась. «Передозировка?.. Как вообще можно было сердиться на человека, у которого передозировка?!» – спрашивала она себя. Чувствуя, что у нее нет права на гнев, она с головой погрузилась в пучину вины и стыда. Увидев Билла, лежащего на больничной кровати с трубкой, откачивающей содержимое желудка, Дженис напрочь выкинула из головы слова доктора о том, что Билл принял не такое количество обезболивающего, чтобы нанести себе какой-либо серьезный ущерб. Она глядела на него, представляя себе, какими должны были быть боль и страдание, толкнувшие его на такой поступок. Она снова уверилась в том, что вела себя слишком эгоистично.

Она нужна Биллу. Эта мысль принесла ей облегчение. Для нее всегда было важно чувствовать, что она кому-то нужна. Он дотянулся до ее руки. «Я не думал, что ты придешь, – сказал он. – Но я очень рад, что ты со мной. Я уже думал, что мне не справиться, но теперь, когда ты вернулась, я знаю, что это в моих силах».

В первый миг звонок из больницы вызвал у Дженис гнев. Однако причины этого гнева были ей непонятны. Внутренний голос говорил ей, что ею воспользовались, однако Билл вроде бы не причинил ей никакого явного вреда. А потому она не могла позволить себе испытывать гнев и вскоре заместила его привычным чувством вины. В итоге Билл в ее глазах стал жертвой, а не манипулятором. Когда все вернется на круги своя, чувство вины исчезнет – но на смену ему снова придут уныние и безысходность. Это нескончаемый порочный круг, через который она проходила уже очень много раз.

Билл с изумительной ловкостью играет роль жертвы. Он знает, как пробудить в других сочувствие и заставить их ощущать себя мерзавцами, бросившими человека в беде. А Дженис обладает как раз такими личностными чертами, которые вынуждают ее купиться на это. Она в ужасе от одной мысли, что может оказаться мерзким человеком. Она не желает причинять кому-либо боль или страдания. Она относится к числу тех чрезмерно заботливых людей, которые обеспокоены чужим благополучием гораздо больше, чем собственным. Когда ей кажется, что она ведет себя эгоистично, ее охватывает чувство стыда и вины. Поэтому, когда Билл совмещает роль жертвы с давлением на чувство вины и взыванием к совести, Дженис уже вполне готова к тому, чтобы взять вину на себя.

Билл также превосходно владеет приемом экстернализации вины за свое поведение. Он уверяет, что обманывает и впадает в неконтролируемую ярость лишь спьяну, а пьет лишь тогда, когда Дженис пренебрегает им. У него два прекрасных козла отпущения: Дженис и выпивка. Деструктивнее поиска виноватых здесь только готовность Дженис попасть в эту ловушку.

В манипулятивных, неравноправных отношениях может развиваться синдром, который вынуждает жертву оставаться даже тогда, когда она регулярно думает о том, чтобы уйти. Я называю это синдромом игрового автомата. Любой, кому довелось играть с «одноруким бандитом», знает, как трудно перестать дергать рычаг, даже если проигрыш серьезен. Есть четыре основные причины, вызывающие этот синдром. Во-первых, привлекательность джекпота. Люди часто хватаются за надежду получить что-то очень ценное для себя путем относительно небольших (поначалу) вложений. Во-вторых, получите вы что-нибудь или нет, зависит исключительно от вашей готовности «реагировать» или «идти навстречу» (бихевиористы называют это обучением с подкреплением). В случае игрового автомата вы должны проделать довольно большой «путь навстречу» (сделать вложения), чтобы получить хотя бы шанс выиграть. В третьих, там и сям вам подсовывают «вишенку» (какой-то мини-джекпот) – и вы «выигрываете» что-либо незначительное. Это укрепляет вас в мысли, что вложения были не напрасны и что можно получить более серьезное вознаграждение, прилагая дальнейшие усилия. В-четвертых, когда автомат исчерпал ваши терпение и силы и вы уже готовы уйти, перед вами возникает самая сложная дилемма. Уйдя, вы пожертвуете значительными вложениями. Вы оставите за спиной не только «манипулятора», но и изрядную часть себя. Очень сложно выпутаться из этого, если за потраченные силы и время вы не получаете ничего, кроме уныния. Вы склонны обманывать себя, уговаривая: «Еще всего одну монетку…»

В самом начале отношений Билл был очень внимателен к Дженис и всячески восхвалял ее. Для Дженис это означало, что он расположен к ней. Она очень высоко ценила это видимое расположение. Вскоре, однако, стало понятно, что от Билла не поступает практически никаких знаков одобрения и моральной поддержки, пока Дженис не потратит заметного количества душевных сил на выполнение его желаний. Время от времени в обмен на удовлетворение всех его нужд она получала немного желаемого признания. За прошедшие годы она вложила в отношения всю свою душу, чтобы добиться этих крошечных «вознаграждений». Синдром игрового автомата оставлял ей иллюзию контроля над ситуацией, пока ее обчищали до нитки. А теперь, когда она потратила столько сил и энергии, ей будет очень сложно рассматривать вариант расставания всерьез. Кроме того, если она все же уйдет от Билла, ей придется признать, что она много лет ошибалась, и ей будет стыдно перед самой собой. Стыд и чувство вины очень много значат для Дженис и еще больше затрудняют разрыв.

История Дженис и Билла и многие другие подобные истории убедили меня в том, что центральные положения традиционной модели «лечения», предназначенной для работы с истинной химической зависимостью, заводят в тупик и усугубляют ситуацию, когда их пытаются применять к личностям с агрессивными (или скрыто-агрессивными) наклонностями, злоупотребляющим веществами, которые вызывают зависимость. Эти модели зачастую вынуждают нас видеть в эмоционально независимой манипулятивной личности зависимую жертву. В традиционной модели Билл рассматривался бы как личность, страдающая химической зависимостью, а Дженис – как созависимая личность. Усилиями профессиональных адвокатов «модель созависимости» за последние годы разрослась настолько, что теперь охватывает все разновидности межличностной зависимости. В таких непомерно раздутых рамках в какой-то степени созависимым оказывается вообще любой человек. Случаи настоящей зависимости и созависимости встречаются, но отнюдь не так часто, как об этом говорят. Гораздо чаще в тяжелых сложных отношениях есть эмоционально независимая манипулятивная сторона и сторона, которая находится под ударом и сражается с чрезвычайно сильной эмоциональной зависимостью.