Феминизм, возникший в конце 1960-х и в начале 1970-х среди Новых левых, обеспечил оба пола их сторонников дополнительным подкреплением к их соответствующим неврозам. Для женщин он придал дополнительное измерение их страхам, которое сделало все другие проблемы вторичными. Мужчин он обеспечил еще одним измерением вины, в этот раз за то, что они родились мужчинами, в дополнение к тому, что они были белыми и из среднего класса. Для еврейских подростков мужского пола это означало снова подчиниться матриархату, после того как они присоединились к Новым левым, чтобы избежать своих властных матерей. Феминизм открыл новую эру самокритики в Новых левых, когда радикалы-мужчины страдали из-за своей генетической принадлежности к капиталистическому патриархату привилегированных белых мужчин.

Среди Новых левых и Будущих левых, таких как из Движения «Оккупай» не все являются психопатами и социопатами, хотя многие из лидеров и бойцов явно как раз такие. Масса последователей этого лагеря, как можно заметить, являются обычными разнообразными невротиками. Их крики, визги и вопли оскорблений в адрес какой-то авторитарной фигуры, будь-то в виде реально присутствующей полиции, или виртуально, абстрактно присутствующей концептуальной фигуры «истеблишмента», такой как политический лидер, или еще более абстрактно, в форме правительства или идеологии, являются са-мотерапией под руководством социопатов.

Многие из вовлеченных в левые движения являются истериками, и непропорциональная потеря ими контроля над собой ввиду любой предполагаемой ими несправедливости, причиненной им, такой как арест за нарушение общественного порядка, блокирование движения или вандализм, вызывает преувеличенную реакцию и преувеличенную эмоциональную демонстрацию мученичества. Те, кого арестовали за нарушение закона, будь это блокирование дороги или бросание «коктейля Молотова», или тренировка с оружием, приобретают статус мучеников среди своих поклонников, которые в состоянии стать опосредованными «революционерами», проводя кампании против мнимой «несправедливости» ареста.

Обычный неприметный активист переадресовывает свои чувства разочарования и неадекватности на политические цели, так же как социопат направляет свой гнев, разочарование и чувство неадекватности, более яростно как насильник, серийный убийца или отчужденный подросток, который может взять оружие в школу, или уволенный служащий, который будет стрелять в своих бывших боссов и товарищей по работе.

И невротик с проблемами гнева и неудовлетворенности, и психопат с более сильными импульсами, могут сублимировать и рационализировать свои чувства и действовать в соответствии с ними через левую политику, и радикальность движения или доктрины зависит от того, является ли их сторонник психопатом, готовым убить ради своей цели, или просто невротиком, желающим «выпустить пар», распевая лозунги и выкрикивая оскорбления.

««Политика гнева»

В попытке проанализировать «политику гнева» с социологической точки зрения профессор Мэри Холмс из Абердинского университета привлекла «вторую волну» феминистской литературы, особенно из Новой Зеландии. Холмс цитирует некую «Пэм», описывающую свой растущий гнев, сублимированный и усиленный через феминистскую идеологию, от своей начальной инерции до увеличивающегося негодования:

«Я стала щепетильной к замечаниям/отношениям, нацеленным на женщин, которые я никогда не замечала прежде как разоблачающие предубеждения против женщин... Чем больше я читаю об освобождении женщин, тем больше обиженный и сердитой я становлюсь, и тем меньше я способна высказаться самостоятельно на эту тему, или даже понять мои собственные чувства о том, что я хочу сделать со своей жизнью... Я спорю с другими об освобождении женщин и почти отчаялась из-за укоренившегося отношения к женщинам, как во мне самой, так и в других».

Как заявляет Холмс, гнев принес Пэм не понимание, а «замешательство». Холмс заявляет, что двойственное отношение среди феминисток к гневу вызвано распространенностью «представлений среднего класса». Здесь можно заметить, что, во-первых, «Пэм» - женщина с противоречивой личностью, ищущая смысл в доктрине. Этот внутренний конфликт приводит к расстройству, которое вызывает гнев. Вместо гнева как ответа на разочарование, понимание как отрицание, феминистки, или более широко левые, рассматривает его как положительное и нуждающееся в канализировании и укреплении. Более созерцательная, умозрительная позиция в отношении попытки решить внутренние конфликты расценивается в типично марксистской манере как «средний класс» и нуждается в вычистке из чьего-либо характера. Поэтому каждый подвергается самокритике, чтобы очистить себя от старых позиций.

Во время этой «второй волны феминизма» (1970-е - 1980-е годы) в Новой Зеландии радикальные феминистки маори начали оказывать влияние на левых. Одна посетительница на феминистском конгрессе наблюдала конфликт между гневом лесбиянок и гневом полинезийских феминисток:

«Мне напомнили, как притеснение может «вывихнуть» людей: лесбиянки в этой группе были высокомерны, а не горды, неуверенны и напуганы, а не уверены, вредны и нетерпимы к их сестрам, а не женщине - любовь... На заключительной сессии полинезийские женщины выступили против расистской природы соглашения. Их гнев был бескомпромиссным все же удостоенный, и прямо на цели... В то время как мое внимание было отвлечено лесбийским вандализмом, я пренебрегла подлинным угнетаемым меньшинством на съезде».

«Между двумя фракциями был конфликт интересов, одна из которых была основана на расе, которая с того времени начала становиться заботой левых. Полинезийские феминистки считали белых лесбийских феминисток, которые были, по-видимому, преобладающей фракцией на съезде, высокомерными, неуверенными, напуганными, вредными и нетерпимыми».

Однако среди феминисток была также тревога относительно того, является ли гнев адекватным феминистским ответом, или он - симптом патриархальной агрессии. Но возражение на гнев часто состояло в том, что он должен быть направлен на «других» (то есть, на мужчин), а не среди женщин. Холмс пишет: