Железная рука вовлекла маленького татя в дом и плюхнула у большого стола на дубовую лаву. Стальные клещи пальцев, удерживавшие рубаху за шиворот, разжались, и оборванец ещё пуще скукожился, как засохший стручок гороха, и закрыл глаза, ожидая удара огромного кулачища. Но прошёл миг, другой, третий… удара не было. Оборванец несмело приоткрыл один глаз, потом второй. Перед ним на столе появились миски со снедью.

– Ешь! – кратко повелел кузнец.

Отрок, отказываясь, замотал понурой головой.

– Не хочешь, значит… А кто только что агнцем блеял, мол, я сирота, от голоду злодейство совершил… Ты чей же будешь?

– Мо…Мор…Моржиных… – еле выдавил отрок.

– Каких таких Моржиных? Где живут? Тебя-то как прозывают?

– Его Блудом кличут, – подсказала невесть откуда вдруг появившаяся дочка кузнеца Овсена. Она глядела на неухоженного лохматого пленника с жалостью.

– Утопли в Непре, когда паводок большой был. А дед мой Ладзимир пьянствовать начал, – по-прежнему не поднимая глаз, сказал отрок.

– Знавал я родителей твоих, по Прави жили, и дед добрым перевозчиком на Непре был, а ты что ж? Эх ты, «сирота», нет голодных сирот на Киевщине. Есть захочешь, приходи, разве кто у нас смеет сироте отказать? Только не воруй, как хазарин бесчестный, не лги, как византиец лукавый, за что Блудом тебя и прозвали. Или честно на хлеб зарабатывать своими руками до сих пор не научился? Помни, свершишь отныне что непотребное, сам прибью! – Тяжеленный кулак опустился так, что посуда на дубовом столе подпрыгнула.

– Не надо, тато! – испуганно вскрикнула Овсена. Молотило посмотрел на дочку, потом на Блуда. Тяжёлая тишина повисла в доме, видно, хозяин обдумывал вид наказания. Потом коротко обронил:

– Пойдём! – и снова крепко взял отрока, на сей раз за руку.

– Куда ты его, тато? – спросила Овсена.

– К надёжным людям, дитятко. Там дурь-то из головы его блудливой выбьют. – Глядя, как со страху ещё более округлились глаза Овсены, кузнец постарался её успокоить: – Не бойся, милая, худа ему не будет, молотом своим клянусь! – Закопчённой дланью Молотило нежно погладил дочь по голове.

«Куда это он меня ещё надумал тащить, а вдруг про вчерашнюю татьбу мою у златокузнеца прознал? Коли так, то мне и вовсе конец». Снова тревожные мысли холодными ужами вползли в душу Блуда, когда они двинулись по Подолу.

Точно, так и есть, вот уже и дом златокузнеца рядом, ноги отрока сами собой подломились, он упал бы в дорожную пыль, если бы не могучая рука кузнеца, на которой он повис, как тулуп на вбитом в стену гвозде.

– Ты чего это? – сдвинул недоумённо брови кузнец. – Спишь на ходу, что ли? – Он для порядка встряхнул обмершего от страха мальца. И – о, великая радость для Блуда – прошли мимо калитки златокузнеца.

Так миновали ещё несколько дворов, где успел набедокурить отрок, и всякий раз сердце его сжималось от предчувствия скорой развязки. Но прошли пять, десять дворов, потом всю улицу… «Что за притча, куда этот осилок меня всё-таки ведёт?» – думал вконец растерявшийся Блуд.

Они пришли к самому Ратному Стану, где у ворот седоусый дружинник с уважением приветствовал кузнеца, известного всему Киеву своей силой и мастерством.

– А скажи, брат Божедар, под чьим началом ныне отроки, что учатся постигать ратное дело? – спросил могучий Молотило.

– Сотник Хорь им главный дружинный батька, а ты никак своего родича привёл? Что-то он у тебя больно худой, немытый да нечёсаный. – Воин покачал головой. – Хорь там, у конюшен был, ступайте, – махнул дружинник, пропуская Молотило с мальцом.

Только когда оказались внутри Стана, кузнец отпустил руку пленника. Испуг Блуда сменился неподдельным любопытством. Как же, каждому киевскому отроку хотелось попасть в Ратный Стан, где живут вои, владеющие настоящими мечами и копьями, откуда по утрам доносится звучно-призывное пение рогов, где манящим духом боевых приключений пропитано всё, даже самый воздух! Только дозорные ни в какую не допускали туда отроков. А теперь он здесь… Блуд завертел головой по сторонам.

– Стой на месте, – как всегда кратко, велел кузнец и подошёл к высокому дочерна загорелому старому вою с бритым черепом.

О чём они говорили, стоя возле конюшни, отрок не слышал, но понимал, что говорят о нём, потому как оба глядели в его сторону, поочерёдно кивая. Потом высокий старик поманил его и спросил, улыбнувшись в свои белые усы:

– Ну что, сокол ясный, хочешь стать настоящим воем?

В ответ севшим от волнения голосом Блуд прохрипел что-то невнятное. Да старый воин не особо-то и ждал его ответа, тут же повернувшись к кузнецу: