Фемистокл прежде всего схватил свитки и развернул сначала один, потом другой. Это было послание Писистратидов к Геликаону и его ответное письмо.

В порыве бурной радости Фемистокл не удержался и крепко прижал к себе Хиону, которая едва сдерживала слезы от переполняющей её злости на слабоволие мужа. Потом велел Сикинну увести Ифиною обратно к её сестре.

Эвмел и Динарх развязали мешок и высыпали его содержимое на смятую постель.

Динарх изумлённо присвистнул, увидев россыпь персидских золотых монет. Такой груды золота он ещё не держал в руках!

Братья принялись считать найденные деньги.

–  Не утруждайтесь, - сказал Геликаон.
– Там пять талантов в переводе на аттические драхмы.

Но Фемистокл настоял, чтобы деньги были сосчитаны.

–  Надо же знать судьям Ареопага, за какую сумму ты готов продать отечество, - насмешливо пояснил он Геликаону, сидевшему на полу со связанными руками и поникшей головой.

Пока братья считали деньги, Фемистокл ещё раз, уже вслух перечитал письмо Геликаона к Писистратидам. При этом он остроумно комментировал каждую фразу, подтрунивая над стилем и слогом Геликаона, словно тот был его ученик, который довольно посредственно справился с домашним сочинением на тему «Кому и за сколько я готов продать родину».

Эвмел и Динарх громко смеялись.

Напряжённая мрачная атмосфера, царившая в опочивальне всего полчаса назад, неожиданно завершилась неподдельным весельем незваных гостей.

Когда Фемистокл приблизился к Хионе, чтобы стереть кровь с её лица, то гордая аристократка отшатнулась с возгласом:

–  Не прикасайся ко мне, чудовище! Боги ещё покарают тебя, злодей!

Но Фемистокл силой усадил Хиону на стул и, запрокинув голову назад, осторожно принялся вытирать её губы краем смоченного в воде покрывала.

При этом он добродушно ворчал:

–  Ты странная женщина, Хиона. Твой муж только что уличён в измене, а чудовищем ты называешь меня. Геликаон тайно сговаривается с врагами Афин, но злодей, оказывается, я. Ты очень красива, Хиона, но вместе с тем невероятно глупа. Извини, конечно.

Хиона сердито высвободилась из рук Фемистокла и, поднявшись со стула, потребовала:

–  Развяжи мне руки! Мне нужно успокоить дочерей. Считайте поскорее деньги и убирайтесь отсюда!

Но Фемистокл не торопился снимать путы с рук Хионы, сказав, что опасается: «Ведь ты такая грозная и непредсказуемая!»

–  Скоро мы уйдём. Уж потерпи.

–  Тогда набросьте на меня хоть какую-нибудь одежду, - устало попросила Хиона. И снова села.

Хиона сидела на стуле посреди спальни, опустив плечи, вперив отрешённый взгляд в пол и не обращая внимания на то, как осторожные руки Фемистокла сначала прибрали её растрёпанные длинные волосы, перевязав их длинной тесьмой, а потом обернули вокруг бёдер мягкое покрывало.

–  Ты думаешь, Хиона, мне награда эти персидские деньги?
– говорил при этом Фемистокл.
– Вовсе нет! Лучшая награда для меня - это лицезреть твою дивную наготу!

Заметив на груди Хионы крошечную засохшую капельку крови, Фемистокл наклонился и слизнул её языком.

Хиона подняла недоумевающие глаза, словно старалась узреть некий скрытый подвох.

–  Сначала ты унижаешь меня, потом целуешь, - негромко и беззлобно промолвила она.
– Какой ты странный, Фемистокл!

Фемистокл взял Хиону за плечи, мягко заставив её подняться. Покрывало соскользнуло с бёдер на пол. Развязывая Хионе руки, Фемистокл длинными цветистыми фразами стал просить у неё прощения за себя и своих друзей. Он сравнивал её с Афродитой, которая может злиться и негодовать, но бесподобная прелесть совершенного тела не только смягчает резкость гневных фраз, но и служит наградой тем, кто имеет счастье видеть эту красоту.

Хиона невольно зарделась от таких изысканных комплиментов. И чтобы скрыть внезапное смущение, быстро подняла с полу покрывало и отвернулась, накинув его себе на плечи.

Фемистокл приблизился к Геликаону, развязал и ему руки.

–  Что ты намерен делать?
– с беспокойством спросил Геликаон, встав на ноги.
– Донесёшь на меня архонтам?

–  Можешь не беспокоиться, к архонтам мы не пойдём, - сказал Фемистокл.
– Но на будущее запомни, что ты у меня в руках!

Фемистокл потряс перед носом Геликаона двумя пергаментными свитками.

Тот сокрушённо закивал головой.

–  Сколько?
– обернулся Фемистокл к Эвмелу, который ссыпал горстями пересчитанные дарики обратно в кожаный мешок.

–  Пять талантов, - не поднимая головы, ответил Эвмел.

Динарх тем временем торопливо собирал с пола роскошные женские плащи и хитоны.

–  Отнесу жене в подарок, - проговорил он, поймав взгляд Фемистокла.
– У неё таких нарядов никогда не было.

–  Стыдись, Динарх!
– осуждающе произнёс Фемистокл.
– Разве за этим мы сюда пришли?