К моменту моего возвращения Макс уже начинал разводить костер, а я извлекла мраморный гребень, выданный любезным мэром, и начала приводить в порядок копну сена на моей голове, которая раньше именовалась волосами. Примерно через двадцать минут я уплетала слегка поджаренную ветчину, явно позаимствованную из моего дорожного мешка, и запивала все это холодной пресной водой. Тратить на меня свои запасы провизии и рома Одноглазый Макс, видимо, не собирался. Мне же лучше — не придется ничего отрабатывать.

Сразу после завтрака мы выдвинулись в Норфолк. Макс решил идти через лес, избегая людных дорог. Мужчина и женщина, кузен и кузина, двое бывших любовников, двое наемников, которых разыскивает местная полиция. Макса — за покушение на убийства мэра. Меня — за проваленный заказ. Как ни крути, деньги мне были уплачены в счет аванса, который я не собираюсь возвращать. Мы шли по лесным просекам молча, каждый в своих мыслях.

— У нас есть сутки, чтобы добраться до Норфолка без дождя. Погода сейчас переменчива, уже послезавтра польет проливной дождь, от которого промерзаешь до кишок.

Одноглазый кузен говорил, не обращаясь ко мне.

Итак, мы шли в Норфолк, город, который я никогда не видела и о котором я ничего не знала. Мы шли в Норфолк выступать на совете клана наемников. Наверное, этот лес когда-нибудь кончится, и мы выйдем на ровную местность. Наверное, я смогу когда-нибудь вернуться в привычный для себя мир и начать все заново. Наверное. Когда-нибудь. Но не сейчас. Сейчас есть более важные вещи.

— О чем думаешь, Селин?

Вопрос кузена вывел меня из прострации, в которую так любезно погружалось мое сознание.

— О чем? Да, собственно, ни о чем, Макс. Думаю об этом чертовом мире, в который меня занесло, я же ведь не отсюда, хотя понимаю, что звучит бредово. Думаю о доме, о бывшем муже, о психиатрической клинике, о совете клана, на котором меня, скорее всего, убьют.

Одноглазый Макс обладал достойной выдержкой и ничем не выказал своего удивления. А может, он просто решил, что слишком сильно приложил меня по голове.

— Знаешь, Селин, я нутром чувствую, что с тобой что-то не так. И мне это очень не нравится.

— Брось, кузен. Обычно я не болтлива, но сейчас мне паршиво. Расскажи мне о своем мире. Взамен я когда-нибудь расскажу тебе пару сказок о своем.

Макс ухмылялся. Видимо, в моей речи периодически проскальзывали знакомые ему нотки, но большая часть того, что я говорила, оставалась для него странной и непривычной.

Мы вышли из леса. Не скажу, что идти по полю, состоящему из высокой мокрой травы, было проще или приятнее, но пейзаж, который мне открылся, был явно разнообразнее бесконечных сосен, елей, дубов, берез и снова сосен и елей, через которые мы двигались до этого момента. Поле расстилалось на много миль вокруг, но там, на горизонте, были видны стога сена, аккуратно подготовленные к предстоящей зиме. Октябрь — середина осени, которая плавно сдвигается к зиме. Стога означают убранные поля, а убранные поля, в свою очередь, означают близость людей.

Любопытство все же победило. Макс пристально заглянул мне в глаза и милостиво произнес:

— Спрашивай.

— Расскажи мне о мире.

— Мир. Это хорошее слово для крестьянина, Селин. Мир для наемника— все равно что отсутствие смерти для гробовщика. Ты, я, Клан, одиночки — мы все убиваем за деньги, Селин. Наша еда, одежда, оружие, женщины, которых мы снимаем, все это оплачено кровью и смертью. Чужой смертью.

— Спасибо за урок философии, Макс. Честное слово, я до сих пор не представляла, чем зарабатывают на жизнь наемники.

— Твои шутки так и остались только для тебя самой.

— Хотя бы что-то не изменилось. Ладно, обмен колкостями можно приберечь и на потом. Расскажи, какой политический режим тут в моде, какая религия подавляющая?

Макс остановился и посмотрел на меня совсем другими глазами.

— Видимо, у тебя и правда не все в порядке с головой. Религии нет, Селин. Ее искоренили много лет назад. Вся религия была сожжена вместе с последними католиками. Их сожгли, всех до единого. Они очень хотели показать, что наш мир старше, чем мы думаем, и что мы все обязаны служить какому-то невнятному Богу, которого никто и никогда не видел. Они слишком сильно отрицали законы природы, чтобы выжить. Об этом никто давно не вспоминает, странно, что ты спросила.

Жаль, что у меня нет ручки и бумаги. Вот это действительно интересно. Инквизиция против веры. Костры, которые уничтожили всех фанатиков, оставив место лишь для очевидных законов физики и технологии. История свернула с накатанных рельс и отправилась по неизведанным маршрутам.

— Макс мне нужно зайти в ближайший населенный пункт.

— Зачем?

— Мне нужны бумага и перо.

— Что?

— Письменные принадлежности.

— Никто не использует аналоговые материалы уже лет двадцать как минимум.