Обычно философы, психологи и нейрофизиологи пытаются дать определения разума. Может быть, глупость — это отсутствие или нехватка разума? Такой ответ был бы очень простым, но, к сожалению, он недостаточен.

Артур Шопенгауэр в книге «Мир как воля и представление» пытался объяснить глупость, противопоставляя ее остроумию. Шопенгауэр исходит из того, что чувственное знание — истинно, а абстрактное знание — приблизительно: оно приближается к чувственному, как мозаика приближается к живописи. Осознание несовпадения между понятием и реальным объектом есть причина смеха. Несовпадение между понятием и объектом возникает так: за одним понятием скрывается несколько объектов. Но объекты хоть и похожи, но все же различны, так как понятие отражает объекты с какой-то одной стороны. Наступает момент, когда человек внезапно осознает несоответствие между объектом, взятым во всей полноте его свойств, и односторонне отражающим его понятием. Осознание этого несоответствия вызывает смех.

Все смешное Шопенгауэр делит на два вида: остроумное и глупое. Остроумие — это такая форма смешного, при которой мы имеем два различных объекта и умышленно смешиваем их, пользуясь тем, что они могут быть охвачены одним понятием.

А если начать с понятия, в которое входят два отличающихся объекта, и неожиданно воспринять различие этих объектов, то в этом случае причиной смеха будет не остроумие, а глупость. Остроумие и глупость исчерпывают собой все смешное. Общая схема смешного: от различия объектов к единству понятия (остроумие) и от единого понятия к различию объектов (глупость).

Хотя Шопенгауэр претендовал на окончательное решение проблемы остроумного и глупого, его трактовка оставляет еще много неясного.

Прежде всего отметим, что житейское понятие «глупость» не совпадает с медицинским понятием «слабоумие» в его трех последовательных градациях: идиотия, имбецильность, дебильность.

Идиотия — наиболее выраженная форма слабоумия. У идиотов ограничено узнавание людей и бытовых предметов. Иногда они даже не распознают съедобное от несъедобного. Речь отсутствует, они издают лишь отдельные звуки. Условные рефлексы у идиотов почти не образуются. Они с трудом, и не всегда, овладевают навыками опрятности.

Имбецильность — менее выраженная ступень слабоумия. Имбецилы овладевают речью, но словарный запас их беден, абстрактных слов в их лексиконе нет. Мышление очень замедлено. Внимание сосредоточивается лишь на самый короткий срок. Обучение чтению и письму затруднено. Иногда у них проявляется односторонняя одаренность — музыкальный слух, механическая память и т. д. У имбецилов есть чувство привязанности к родным.

Дебильность — наиболее частая форма слабоумия. Дебилы способны к обучению, но в общей школе учиться не могут. Недостаток отвлеченного мышления и медленное протекание нервных процессов требуют особого подхода (наглядное обучение). Дебилы склонны к употреблению речевых штампов. Исполнительны.

В жизни мы часто видим, что человек не — подходит ни под одно из приведенных выше описаний, и все-таки о нем говорят — и вполне единодушно, — что он глуп, что оп дурак.

Поскольку математически точного определения глупости не существует, то обратимся к опыту поколений, запечатленному в фольклоре. Образ дурака в фольклоре весьма распространен: очевидно, эта проблема интересовала наших предков. Вспомним сказку о дураке, который, повстречав людей, носивших в амбар мешки с верном, не знал, как их приветствовать. Его научили: надо пожелать им «таскать вам, не перетаскать». В другой раз, увидев похоронную процессию, он применил полученные знания, пожелав людям, провожавшим усопшего, «таскать вам, не перетаскать», за что ему изрядно намяли бока.

В предельно простой ситуации народной сказки проблема сразу взята за рога: глупость проявляется прежде всего в неспособности перенести опыт из одной жизненной ситуации в другую. Ведь человеку приходится овладевать различными областями знания, включая и научное знание. Каждая область знания есть более или менее законченная, цельная система понятий, ассоциированных между собой. Умение переходить от одной системы к другой, умение увязывать их между собой, то есть применять знания, полученные в одной области, к совершенно, казалось бы, другой сфере — есть признак ума. Неумение сделать это — основное свойство глупости.

Но в той узкой области, которой дурак посвятил много лет упорного труда, он вполне может достигнуть высокой степени совершенства и даже обучать других… Такие случаи мы часто наблюдаем среди научных работников. Это так называемые ученые дураки, и недаром говорится, что ученый дурак — куда больший дурак, чем неученый. Ибо у него претензий больше, он позволяет себе высказываться по более широкому кругу вопросов. Его компетентность в узкой научной области вселяет в него уверенность, что он и в других областях силен. Поэтому глупость его может быть беспредельной. На это обстоятельство давно уже указал Мишель Монтень в «Опытах»; «…именно среди ученых так часто видим мы умственно убогих людей, из которых вышли бы отличные землепашцы, торговцы, ремесленники. Науки пригодны лишь для сильных умов, а они весьма редки».

Небезынтересно вспомнить высказывание польского математика Стефана Банаха: «Математик — это тот, кто умеет находить аналогии между утверждениями: лучший математик тот, кто устанавливает аналогии доказательств; более сильный математик тот, кто замечает аналогии теорий; но можно представить себе и такого, кто между аналогиями видит аналогии» [31] .

Если развернуть афористически-лаконичное определение Банаха, то можно истолковать его таким образом, что поиск аналогий — это и есть перенесение опыта из одной ситуации в другую. Чем более внешнего сходства в ситуациях, тем легче усмотреть в них аналогию. Чем более непохожи ситуации, тем труднее интеллектуальная задача переноса опыта.