Шрифт:
— Ступай, Женя, — сказала она наконец. — Я устала. Больно… Прощай, мой мальчик, и больше не приходи.
— Но мама…
— Я сказала, — она прикрыла глаза.
Уходя, я встретился с лечащим врачом.
— Прогноз неблагоприятный, — сухо, с каким-то даже удовольствием произнес он. — Болезнь слишком запущена.
«Болезнь слишком запущена», — повторял я по дороге. Слишком запущена…
И уже не понимал, у кого она запущена — у меня или у матери.
Я заехал к отцу и рассказал о встрече с мамой. Отец мой — нелюдим, молчальник, угрюмый отшельник — лишь смотрел в угол не мигая. У него никого не было, кроме матери, даже нас с сестрой он не подпускал к себе никогда.
— Как несправедливо… — проскрипел он. — Я должен был уйти раньше.
Дома меня встретил лишь попугай Мамалюк со своим приветствием.
Не успел он его прокричать, как в дальнем конце коридора, словно эхо, кто-то повторил нараспев:
— Спросите ваши души…
Так просят подаяние.
Я еще не успел закрыть дверь в нашу комнату и вернулся в коридор, чтобы разглядеть там в полутьме соседку Полуэктову, которая шла по коридору, воздев обе руки к потолку, и повторяла:
— Спросите ваши души… Спросите ваши души…
Она была в таком же халате, как те больничные, а руки у нее были белые-белые и тонкие. И совсем опрокинутое лицо.
Из своей комнаты выглянула бабка Морозова и подмигнула мне:
— Тронулась милочка. А я говорила…
И скрылась.
Скандал
Сигма вернулась в тот день поздно вечером, не сказав, где она была. Но настроение у нее было мрачное. Да и мне было не очень весело. Так мы и сидели по углам, стараясь чем-то себя отвлечь, пока мне не вздумалось спросить:
— Ты про Полуэктову в курсе?
Сигма подскочила, как ужаленная, и с ходу принялась орать:
— Чего вы ко мне прицепились с этой Полуэктовой?! Я тут при чем?! Мало ли у кого крыша едет! У меня тоже крыша едет, может быть!
— Да кто прицепился?
— Кто, кто! Костик сначала, теперь ты. Непротивленец, блин! Приходит мне проповеди читать. Отстаньте все!
— Да пожалуйста…
Мы оба надулись и больше не разговаривали.
Спать Сигма легла на своей половине. Она уже давненько не спала со мной в одной постели. Я заснул, но вскоре проснулся, почувствовав ее прикосновение. Сигма была рядом. Она прижималась ко мне, ее бил озноб.
— Мне страшно, Джин, — шептала она. — Они здесь летают… Их много…
— Кто? — не понял я.
— Души… Много душ… Они как вороны…
Я обнял ее, пытаясь согреть. Так мы и уснули в обнимку.
Но приключения на этом не кончились. Посреди ночи я проснулся от каких-то непонятных звуков. Сигмы рядом не было, из-за шкафа, отгораживающего ее половину, выбивался свет. Я тихо поднялся, подошел к шкафу и выглянул из-за него.
Сигма в ночной сорочке, стоя на коленях на голом полу, сосредоточенно занималась следующим делом. Она держала в одной руке банку с тараканами (это была банка демократических тараканов), а в другой — свой тапок. Второй тапок был на ней.
Она вытряхивала из банки тараканов порциями по пять-шесть штук и, пока они разбегались по полу, успевала тапком всех их раздавить. После чего выпускала следующих.
Она была так увлечена своим занятием, что не заметила меня.
С минуту я оторопело наблюдал за нею, чувствуя, что во мне поднимается протест против этого зверского избиения тараканов, трупами которых был буквально усеян пол. Все же это были мои питомцы — славные демократы, построившие маленькое авторитарное общество с моею помощью. Они гибли под тапком молча и бессмысленно. Нынешний их правитель еще держался за стенки банки, но ему оставалось недолго ждать. Сигма трясла банку все ожесточеннее.
— Зачем ты это делаешь? — наконец спросил я.
— Я выпускаю души. Не мешай, — ответила она, даже не повернувшись ко мне.
— Но это же… мои тараканы, — я не нашел сказать ничего лучше.
— Во-первых, тараканы общие, Джин! — Сигма, воспользовавшись тем, что я проснулся и ей уже не нужно давить тараканов тихо, громко прихлопнула тапком очередного таракана, так что мне стало почти физически больно. — А во-вторых, они паразиты и отморозки. И душам нечего в них делать. Они от этого портятся.
— Кто? Тараканы?
— Души! Ты не знаешь, а я знаю.
И она лишила жизни еще одного таракана, уже почти убежавшего под шкаф.
— Ты садистка, — сказал я. — Оставь мне хоть парочку.
— Каких тебе? — деловито спросила Сигма, заглядывая в банку. — Тут еще остались детский писатель, капитан дальнего плавания, зубной врач и несколько продавцов и барменов.
— Оставь детского писателя… Ну и девушку из барменов.
— О’кей! — Сигма вытряхнула лишних, включая вождя, который был капитаном дальнего плавания в прошлом, и они в ужасе побежали к спасительному шкафу, надеясь укрыться под ним.