Швондер взялся за шашку обеими руками и прикоснулся лезвием к вертящемуся точильному камню. Из-под лезвия брызнул сноп искр.

Борментали готовились к новогоднему застолью. В наспех прибранной гостиной, между елкой и клавесином, под старым абажуром был накрыт стол с небогатой снедью, стояли бутылки сухого вина и шампанского и бутылка водки. Марина с Аленой хлопотали на кухне, нарезая овощи для салатов, Борменталь с Дружком, одетым в трикотажный спортивный костюм доктора, носили тарелки к столу.

— Дружок, голубчик, захвати мне глубокое блюдо из серванта! — крикнула Марина.

Дружок появился в кухне с блюдом. Вид у него был насупленный.

— Что хмуришься? — спросила Марина.

— Что вы все— Дружок да Дружок… Человеческое имя хочу, — сказал он с обидой.

— Он совершенно прав! — сказал Борменталь, появляясь в кухне. — Я об этом думал. Нужно дать имя и фамилию, и чтобы никаких Дружков!

— Ну и какое же ты хочешь имя? — спросила Марина.

— Человеческое, — потупился Дружок.

— Предлагаю — Борисом. В честь Ельцина, — сказала Марина.

— При чем тут Ельцин? — поморщился Борменталь.

— Дружок, хочешь американское имя? — предложила Алена. — Мне нравится Грегори.

— Не хочу Грегори. Хочу Василием, — сказал Дружок.

— И прекрасно! — воскликнул Борменталь. — Василий — замечательное русское имя.

— А фамилия? — спросила Марина.

В кухне наступила пауза. Дать Дружку фамилию было нелегко.

— Бери нашу… Борменталь, — неуверенно предложил Дмитрий.

Новоявленный Василий отрицательно помотал головой. Борменталь обиженно засопел, смерил Василия взглядом.

— Почему так? — с вызовом спросил он.

— Еврейская… — совсем поникнув, отвечал Василий.

— Стыдно, Вася, — укоризненно сказала Марина.

— Вот уж не думал, что ты — антисемит, — с удивлением проговорил Борменталь. — Во-первых, если хочешь знать, фамилия Борменталь — не еврейская, а немецкая. Иван Арнольдович, дед мой, происходил из обрусевших немцев. А во-вторых, действительно стыдно… Антисемитизм у нас в семье не в почете.

— Не антисемит я… Просто с такой фамилией… трудно. Будто сами не знаете. Будь вы Сидоров, уже главврачом были бы… — сказал Василий.

— Возможно. Но тебе-то что? Ты собираешься делать карьеру? — иронически спросил Борменталь.

— Собираюсь. Не на шее же у вас сидеть. Я взрослый пес… то есть мужчина, — поправился Василий. — Я делом заниматься должен.

— Ну-ну… — удивился Борменталь. — Тогда сам выбирай.

— Дружков! — не вытерпела Алена.

— Во! — расцвел Василий. — Это то, что надо.

— Значит, в паспорте запишем «русский»? — саркастически осведомилась Марина.

Василий подумал, снова отрицательно помотал головой.

— Почему же? — спросила она.

— Сами мне читали, что у вас с национальным вопросом творится. То русских бьют, то русские кого-то бьют. А я собака… Хочу остаться собакой по национальности.

— В пятом пункте нельзя писать «собака», — сказал Борменталь.

— Почему? — искренно удивился Василий. — Чукча можно, еврей можно, а собака — нельзя?

Вопрос застал Борменталей врасплох своею логичностью. Чтобы проехать этот щекотливый момент, Марина погнала всех к столу. Борменталь хлопнул себя по лбу и скрылся. Через минуту он вернулся в гостиную с завязанным свертком в руках.

— Василий! — торжественно начал он. — Разреши преподнести тебе наш новогодний подарок. Здесь твой первый костюм, в котором ты сможешь появляться на публике…

— И-ууу! — счастливо взвыл Василий, пытаясь лизнуть Борменталя в руку.

— Прекрати! — доктор отдернул ладонь. — Иди лучше переоденься.

Когда через пять минут Василий вернулся к новогоднему столу, семья онемела. Перед Борменталями предстал молодой худощавый мужчина в темном костюме и при галстуке, с небольшими рыжими усиками и копной рыжих волос. И галстук был в тон шевелюре, так что Василий вплыл в гостиную, как ясное солнышко, ослепительно улыбаясь.

Опомнившись, Борментали дружно зааплодировали. А Василий, поклонившись вполне элегантно для дворовой собаки, уселся на свое место.

Борменталь разлил в бокалы сухого вина Марине и Алене, затем потянулся с бутылкой водки к рюмке Василия. Но тот прикрыл рюмку ладонью.