Помотав головой, Лясота решительно отогнал посторонние мысли. Он должен найти способ выбраться из ловушки старого колдуна. Выход есть! И они его отыщут!

Однако час спустя он уже не был в этом уверен. Они блуждали по редколесью, то забираясь в густые заросли орешника, то выходя к крутобокому оврагу, на дне которого бежал знакомый ручей, и всякий раз при этом оказывались на обрыве, разве что ухитряясь подойти то с одного берега, то с другого. То они кружили по редколесью, натыкаясь на одни и те же приметные деревья — двойную березу, рябину с сухой вершиной, дуплистую липу… Солнце давно уже скрылось за деревьями, стемнело, и приходилось идти медленно, выбирая, куда поставить ногу. Ветер шелестел в листве, где-то истошно завопила ночная птица, еж прошуршал в траве. Силы убывали. Каждый шаг давался с трудом. Владислава, цеплявшаяся за его руку, спотыкалась о каждый корень и камешек. Один раз, чуть не упав, она расплакалась, повиснув на его локте.

Вдруг порыв ветра донес далекий звон колокола. Услышав его, Владислава встрепенулась.

— Туда? — Она дернула Лясоту за руку. — Там люди!

— Никого там нет, — ответил Лясота, уже зная, что это не так.

Через несколько минут впереди показался слабый огонек. Последние отзвуки колокольного звона еще плыли в воздухе, когда усталые, измученные беглецы остановились перед знакомым крыльцом.

Старый колдун стоял в дверном проеме, держа в руке свечу. Он без улыбки поглядел в их лица.

— Проходите, — только и промолвил. — Ужин на столе.

В просторной комнате все было по-прежнему. Так же горел в очаге огонь. Так же хозяин дома сидел во главе стола. Так же, как утром, ждало гостей угощение. Лясота опустился на скамью, положил кулаки на стол.

— Отпусти нас, колдун!

— Пожалуйста! — всхлипнула Владислава.

— Хорошо, — неожиданно ответил старик. — Но с одним условием. — Посмотрел на их ошарашенные лица и добавил, разделяя каждое слово: — Вы оба сможете покинуть это место вдвоем только в том случае, если кто-то третий захочет взять вас с собой.

Ночью ему не спалось — терзали тревожные, горькие мысли. На соседней лежанке, немного повозившись, притихла княжна Владислава. Сначала девушка лежала молча, потом начала еле слышно всхлипывать, и от каждого звука Лясоту словно выворачивало наизнанку. Ему, если разобраться, даже хорошо — в конце концов, он беглец. Его могут до сих пор искать, а после той встречи на пароходе небось уже по всем городам и весям объявили в розыск. Отчим княжны уж точно не оставит его в покое, как «похитителя невинных дев». И избушка старого колдуна может, оказаться отличным выходом из положения — есть, во всяком случае, убежище, где он в безопасности. А Поленька… ну что ж, ждала столько лет, авось еще бы подождала. Но вот княжне Владиславе-то за что? Такая жизнь не для нее. Что ее ждет в избе у колдуна? Ничего хорошего. Надо ее отсюда вызволять.

— Простите, барышня, — прошептал Лясота. — Это я во всем, виноват.

Всхлипывания стали громче. Вот женщины! Чуть что — глаза на мокром месте.

— Не ревите, слезами горю не поможешь, — проворчал Лясота. — Да успокойтесь вы! Я что-нибудь придумаю!

Всхлипывания прекратились. Княжна завозилась на своей лежанке, повернулась к нему. В темноте белело ее лицо с черными линиями бровей, черными провалами глаз и припухшими губами.

— Правда? — пролепетала она.

— Побожусь! И не из таких передряг выбирался! — В доказательство он перекрестился, и почти сразу внизу что-то громко затрещало и хрустнуло, словно сломалась балка.

Владислава взвизгнула. Лясота метнулся к ней, зажимая рот ладонью.

— Цыц!

Он уловил краем уха далекие злобные вопли чертей на мельнице и шаркающие старческие шаги.

— Лежите! — придавил девушку к постели. — Закройте глаза. Спите.

— Боюсь! — Она тем не менее послушно зажмурилась.

— Надо. И запомните, что бы вы ни увидели, что бы ни услышали — не шевелитесь и не выдавайте себя. Лучше вообще не открывайте глаз, будто вас тут и нету.

Только успел перевернуть ее лицом к стене, только метнулся к своей лежанке, как откинулась крышка. Снизу ударил бледный свет. Медленно, бесшумно поднялась голова, потом плечи…

— Не спишь, — сказал колдун, бросив взгляд в темноту.

— Не сплю, — признался Лясота.

— Твоя работа?

Черти все визжали и ругались на своем языке.

— А что я такого сделал?

— Мельницу остановил. Не знаешь, что это значит?

— Догадываюсь. Но я ничего не делал. И пальцем не шевельнул!

— Ишь ты, — усмехнулся колдун, — ничего не делал… Знаем мы таких. А ну-ка пошли со мной!

Лясота ощутил, как против воли шевельнулось его тело, сползая с лежанки. Он попытался сопротивляться, но в ответ его пронзила резкая боль — словно раскаленные иглы вогнали в каждую мышцу. Он стиснул зубы, послушно сползая на пол. Боль отпустила, но осталась зудящим в мышцах напоминанием — мол, только дернись без разрешения, узнаешь!

Не смея повернуть головы, бросил взгляд на лежанку княжны. Вроде незаметно, но колдун захихикал:

— Боишься? Ничего с нею не случится. Иди уж! Она спать будет!

И точно — Лясота скорее догадался, чем заметил, что девушка мгновенно провалилась в глубокий, без сновидений, сон.

Они вдвоем — старик впереди — спустились в ту самую комнату. Огонь горел по-прежнему, но теперь почему-то не разгонял, а словно сгущал темноту. Сели друг напротив друга. Визг чертей у замершей меленки был слышен плохо. Лясота невольно прислушивался к этим звукам. О чертовых мельницах он в свое время был наслышан достаточно, чтобы теперь начать беспокоиться о своей судьбе. На веки вечные стать рабом чертей и до скончания мира таскать зерно в жизни и после смерти — вот самое малое, что ему грозило.