Шрифт:
– Вот сейчас, например, – сказал Федя, – на носу Восьмое марта. Поверишь, извелся, чего Ольге подарить.
– Ну, нашел проблему! Забежал в магазин да и купил. Пудреницу там, духи.
– Да не пудрится она и духов не употребляет, – сказал Федя. – Губы только красит.
– Вот помаду и подари.
– Хм, помаду. В универмаге целая стена исписана этими помадами, все образцы оттенков. Откуда я знаю, какой оттенок ее устроит? Ведь мода. Зимой вроде морковный цвет был в моде. А сейчас может, не морковный, а какой-нибудь томатный или баклажанный. Чего я могу, когда там женщины толпой стоят и на эту стену целый день смотрят? И сами не знают, что им нужно.
– Н-да, – сказал Виктор. – Ну, чего-нибудь кухонного ей купи. Кастрюлю-скороварку или набор поварешек. Самое то и будет.
– Это она обидится. Купил, скажет, приспособление для дальнейшего закабаления.
– Н-да, – сказал Виктор. – Хорошо. А бижутерия?
Федя замахал руками:
– Что ты! Там сам черт не разберется. Был я в этом отделе – глаза разбегаются! Всякие там колечки, ошейнички, разные уздечки золоченые. А никто не берет, – все женщины равнодушно идут мимо. Значит, не носят сейчас такого. Тут одно ясно: что модно, того не достанешь. А раз лежит на приладке, – значит, не модно.
– Н-да, – сказал Виктор в третий раз. – А купи ты ей чашку. Мода, по-моему, чашками пренебрегает. Я сам видел: очень есть симпатичные чашки, рублей по шесть. Да еще блюдечка дают в придачу. И надпись золотую закажи: «Олечке от Федечки» или «Оленьке от Феденьки». Самое то и будет, понял?
– Чашка у ней есть, – сказал Федя. – Красивая, в полосочку. Я же и дарил ей на то Восьмое марта.
– Уж не могла за год и разбить, – сказал Виктор.
– Аккуратная она, – вздохнул Федя.
– А ты вот что, – воодушевился Виктор, – возьми да и сам разбей. Как будто не нарочно.
– Не выйдет у меня «как будто», – засомневался Федя. – Это знаешь каким артистом надо быть!
– А ты выпей грамм сто, и вроде бы пьяный, понимаешь? Вроде бы потерял равновесие и чашку ненароком на пол смахнул.
– Да? – с надеждой спросил Федя.
– С праздничком, – сказал Федя Виктору.
– А, Федя! Ну, как подарок? – спросил Виктор.
– Да так оно и шло сначала, как задумали. Выпил вчера, прихожу домой, и шататься начинаю, и за все вокруг хватаюсь. Сначала для убедительности три тарелки шандарахнул, а потом и до чашки добрался. Так, знаешь, натурально получилось, ну, сам не ожидал, только руку вот ошпарил, чашка-то с чаем была. Ольга, правда, раскричалась чересчур: первый раз меня такого увидала, да и я с непривычки-то охмелел, так еще по малости кой-чего побил: термос, чайник фарфоровый. И стекло в форточке высадил. Ну, и спать завалился. А сегодня встал – с кухни дует, а Ольги нет. Записку оставила: к маме, пишет, поехала. Устроил ты мне, алкоголик, праздничек, век не забуду.
– Н-да, – сказал Виктор. – Ну и что ты теперь?
– Что? – вздохнул Федя. – Сейчас форточку заделаю и к теще поеду. Извиняться нужно. Ты холостой, тебе этого не понять.
– Вот новую чашку-то и прихвати, – посоветовал Виктор, – тут Ольга и растает.
– Да и новую я тоже кокнул, – признался Федя. – Это уже сегодня, утром. С досады, что все не так получилось.
ОБЫЧНЫЙ ВЕЧЕР, ПОНЕДЕЛЬНИК
Оля подумала:
«Что это он сегодня так поздно?»
И сказала:
– Что это ты сегодня так поздно?
Федя подумал:
«Уж нельзя пива с ребятами забежать выпить, сразу и отчет давай».
И сказал:
– Так ведь конец квартала. Работы поднавалило.
Оля подумала:
«Наверное, есть хочет. Я его любимые зразы сготовила».
И сказала:
– Наверное, есть хочешь. Я твои любимые зразы сготовила.
Федя подумал:
«Четыре кружки пива, да с закуской… А есть все равно придется, а то догадается».
И сказал:
– Неужели! Голоднее волка.
Прошло десять минут. Оля подумала:
«Голодный, а ест еле-еле. Заболел, может?»
И сказала:
– Голодный, а ешь еле-еле. Заболел, может?
Федя подумал:
«Вот прицепилась! А насчет «заболел» – это идея!»
И сказал:
– Да, простыл, видно. Голова болит. Да и устал.
Оля подумала:
«Загружают его, а он за всех тянет».
И сказала:
– Загружают тебя, а ты за всех тянешь.
Федя подумал:
«Надо что-нибудь такое ввернуть, чтобы поверила».
И сказал:
– Да Кравцов все придирается. Чтобы, говорит, сегодня график привести в норму.
Оля подумала:
«Как это? Ведь Кравцов в отпуске, сам рассказывал».
И сказала:
– Как это? Ведь Кравцов в отпуске, сам рассказывал.
Федя подумал:
«Во, память-то! Балда я: никогда зря врать не нужно!»
И сказал:
– В отпуске. А сегодня звонил, прохиндей. По междугородной. Чтобы, говорит, график привести в норму, и все тут!
Оля подумала:
«Вот настырный! В отпуске, а все лезет».