– Мать твою, ты что творишь?! – зарычала она, и я взорвался.

Не обращая внимания на то, что она попыталась меня отпихнуть, я прижал ее к стенке и из моей груди вырвался непонятный звук. Когда моя рука нащупала кусок теплой голой кожи под спортивной толстовкой, в момент покрывшейся мурашками под моими пальцами, я едва не спустил прямо в штаны. Я впился в ее губы, в очередной раз поражаясь их мягкости, и прижался к ней плотнее.

Через пару секунд она обмякла в моих руках, и я развернул ее спиной к себе, хотя мне этого и не хотелось. Но ничего не попишешь, в туалете самолета шибко не развернешься. Я наклонился, провел губами по изгибу шеи, запустил одну руку под резинку ее спортивных штанов, и чуть было не отдернул ее, так горячо там было. Я не сдержал стон, то ли отчаяния, то ли удовольствия, и запустил руку дальше. Алиса двинула бедрами ей на встречу. Я чуть не завопил от счастья. Это есть то самое молчаливое «Да», которое она постоянно говорит своим телом.

В тот момент, когда я начал стаскивать с нее одежду, в дверь постучали, и грозный женский голос на английском произнес:

– Нельзя вдвоем.

Кажется, я не литературно выругался и вцепился в ее бедра со всей дури. Алиса дернулась и отпихнула меня, поправила одежду и быстро открыла дверь. Лицо стюардессы сменило гнев на милость, когда Алиса прошептала:

– Kiitos!

Я подавил смешок и пошел за ней следом. Усевшись, я хотел что–то сказать, но она выдала мне гневную тираду. Точнее ее подобие:

– Если ты еще раз так сделаешь, то я.. Я…

Я фыркнул:

– Ну что? Что ты сделаешь? Ты всегда можешь сказать «Нет».

Она сверкнула глазами, а потом они налились кровью.

– Я тебя ненавижу, – прошептала она, закрывая лицо руками.

Во мне что–то неприятно шевельнулось. Я задумался, а потом озвучил свою мысль вслух:

– Странно, чуть больше года назад ты сказала, что любишь меня.

– И, конечно, твое эго выросло до невозможных размеров! – она злобно прищурилась и раскраснелась, – Не обольщайся, запудрить мозги восемнадцатилетней девчонке не такая уж трудная задача.

Вот это уже интересно.

– Алиса, да ты сама кому угодно мозги запудришь, – бросил я, придав невозмутимости моему голосу.

– Что?! – прошипела она.

– А что тебя удивляет? Это ты строила из себя недотрогу, а поняв, что ничего не выгорит, нашла вариант попроще. Обыкновенная шлюха с невинными глазами, а я повелся, как мальчишка, – я выплюнул все это, и довольно отвернулся, решив выпить еще.

Когда я наливал себе добрую порцию старичка Джека, я услышал всхлип. Закатив глаза, я простонал:

– Ой, вот только не надо этих соплей, прошу тебя. Ненавижу, когда бабы плачут.

Ну почему они постоянно так делают? Как будто это она примчалась ко мне сразу после адского развода, искала по всему городу, а нашла в объятьях другого мужика.

Когда на меня полетели куски льда и капли моего виски, я сначала ничего не понял. Но, когда пятно с резким алкогольным запахом начало расползаться по рубашке, я взвыл:

– Ты что сдурела?!

В следующую секунду мне в челюсть въехал маленький кулачок. Поморщившись от боли, я почувствовал привкус крови на губах, и мой переключатель, отвечающий за адекватность, щелкнул.

Обычно я вполне спокоен и сдержан. Но бывают в жизни ситуации, когда я теряю контроль. По стечению трагических обстоятельств, все эти ситуации, так или иначе, связаны с Алисой. Потому что только она позволяла себе поднять на меня руку. Осложняется все тем, что я болезненно ее хочу и хотел с первой секунды, как увидел, а ярость вперемешку с диким желанием – очень опасное сочетание.

Мы одновременно подскочили со своих мест, и я понял, что выведут меня с этого самолета в наручниках. Потому что я ее придушу. Или изнасилую прямо на глазах у всех. В любом случае, я попаду за решетку, а оттуда прямиком в ад.

– Рассадите нас немедленно! Я не могу лететь рядом с этим человеком! – завопила она нечеловеческим голосом, и я потянул руку к ее горлу.

Потом, какой–то подвыпивший финн поднялся с места впереди и сказал:

– Istu alas minun luonani! Ole hyvд .

Моя рука остановилась в нескольких сантиметрах от цели.

– Kiitos ! – выдохнула она, отпихивая меня в проход.

Финн улыбнулся. Я, глядя на ее удаляющуюся спину, зарычал:

– Вот сука!

Она дернулась и плюхнулась на сидение. Старый финн неодобрительно покачал головой, и я вернулся на место, пропустив его к иллюминатору. Остаток полета, я смотрел, как она что–то разглядывает в экране своего телефона и вдыхал пары алкоголя, исходившие от моего нового соседа. Ярость во мне закипала с каждой секундой больше и больше.

Когда самолет сел, она выпрыгнула из него и побежала к багажной ленте. Я не отставал. Ее встретили двое охранников, о чем–то спросили, она судорожно обернулась и побледнела, увидев меня. Когда охранники перед ней расступились, она рванула дальше. Я, по–прежнему, не отставал.

Когда я поравнялся с ней, она выдала:

– Хоть пальцем меня тронешь, я тебя посажу за домогательства.

Я остановился, как вкопанный, и пелена, застилавшая мои глаза, стала спадать. Внезапно до меня дошло, что смотрит она на меня с наивной детской обидой, с которой посмотрела на меня в Таллинне, полтора года назад, застукав меня с Кристиной. Я заморгал, пытаясь решить, что делать дальше, но она дернулась в сторону, взяла свою сумку, и побежала к выходу из аэропорта.