«Я прожил рядом с вами четыре месяца, и это время оказалось чрезвычайно содержательным и волнующим, как для чилийцев, так и для меня… Я приехал в Чили для того, чтобы жить рядом с вами, чтобы помочь вам и чтобы подтвердить мою солидарность с вами в достижении наших великих планов, целью которых является свободная и справедливая жизнь. Я приехал ради того, чтобы учиться и учить, потому что если между двумя партнерами существует любовь, как между вами и мной, тогда они не только ученик и не только учитель, но оба одновременно и учат, и обучаются. Я никогда не забуду последние четыре месяца, которые я прожил рядом с вами. Как можно забыть часы, проведенные с людьми из высокогорных Эль-Теньенте и Чукикамата, беседы с фермерами Консепсьона, встречи с рабочими Сантьяго, Арики и Вальпараисо, минуты общения с артистами перед их выходом на сцену и посещения людей, отбывающих тюремное наказание. Все эти чилийцы по-разному смотрят на жизнь, у каждого из них свое прошлое, но у всех есть объединяющее их будущее. Все они сегодня смотрят с надеждой и верой в будущее — новую Чили. Эти слова должны звучать для нас скорее вновь объединяющим приветствием, нежели словами прощания. Ибо мы всегда будем рядом с теми, кто вынужден сражаться с несправедливостью. Мы встанем плечом к плечу там, где рабочие, фермеры, представители интеллигенции и студенты выступают за мир, управляемый справедливостью и спокойствием. Мы в любой точке мира будем близко к тем людям, которые осознали свои гражданские права, и мы будем сражаться вместе с этими людьми. Мы также будем рядом и в тех местах, где расцветают цветы, где встает солнце, где смеется ребенок, потому что наше будущее — это мир, в котором обретут свою силу наичистейшие и наивысшие человеческие ценности. В этом мире единственным привилегированным классом станут дети, а мужчины и женщины будут посвящать свои жизни не только друг другу, но также всему человечеству, и поддержка будет оказана каждому, кто будет нуждаться в ней. Это будет мир, в котором люди будут жить достойно и в согласии. Чилийцы, я желаю вам успеха на вашем пути. Вы приняли на себя исторические обязательства, и я знаю, что вы справитесь с этой задачей. Никогда не сдавайтесь. Всегда следуйте истине. Я всегда готов прийти к вам на помощь. Обнимаю вас, Дин Рид». [183]

Рид в то время не только исполнял свои песни. Как это случается со многими актерами, он увлекся идеями режиссуры, контроля над фильмом. Путешествуя по стране, он интервьюировал рабочих и крестьян и слушал их истории о жизни в Чили и о том, какими они видят перемены, ожидаемые от правительства Альенде. Но в конце мая Рид принял решение, что пришло время перебраться на территорию, не являющуюся тем политическим раем, который американец наблюдал в Чили.

По прошествии пяти лет после свержения гражданского правительства Артуро Ильиа в Аргентине у руля все еще стоял генерал Хуан Карлос Онганиа. Это было типично военное правительство. Оппозиционные партии, в особенности левого толка, были объявлены вне закона, а их лидеры отправлены за решетку или под угрозами были вынуждены умолкнуть. В прошлом рабочие организовывали массовые забастовки для выражения протеста против политики правительства, следовательно, также вне закона было поставлено прекращение работы. Когда в мае 1969 года рабочие Кордобы возбудили крупное выступление и митинг, полиция жестко подавила восстание. Рид предпринял несколько попыток проникнуть в Аргентину, но всякий раз его быстро задерживали, обычно в аэропорту, и сажали на ближайший самолет, покидающий страну. В июне 1971 года, Рид вновь попытался пробраться в страну, чтобы продемонстрировать свою солидарность с аргентинскими демократами, которые все еще оказывали сопротивление единоличному правлению Онганиа. В письме своей жене пару недель ранее Рид обрисовал свой план и то, почему, по его мнению, он будет удачным. «В дело вовлечены многие политические интересы, и на этот раз я думаю, что им придется либо разрешить мой въезд в страну, либо арестовать меня по ложным обвинениям. Лично я не думаю, что им сейчас нужен политический скандал, но никогда не знаешь. Во вложении — мое прощальное письмо чилийскому народу на испанском языке. Если что-то случится, мне бы хотелось, чтобы оно было у Рамоны». [184]

Вместо того чтобы прилететь на самолете, Рид отправился сухопутным путем из Уругвая и успешно миновал пограничников. Будучи все еще известной персоной, несмотря на пятилетнее отсутствие в стране, Рид созвал пресс-конференцию в офисе приятеля-адвоката. Вопреки возможным опасным последствиям за распространение критических взглядов в отношении режима для журналистов и их изданий, представители газет, теле- и радиостанций присутствовали на конференции. Атмосфера в адвокатском офисе представляла собой смесь напряженности и восторга. По отношению к известным личностям журналисты могут напускать на себя вид индифферентности и цинизма, однако при этом они точно также счастливы согреваться от улыбки или неформального общения с суперзвездой, как и любая девочка-подросток. Однако добродушное пошучивание с поющей знаменитостью меркнет на фоне вероятного штурма отдела новостей сотрудниками правительственных спецслужб и ареста репортера или фотографа за публикацию критических комментариев. Это была не игра. Каждому из тех, кто там присутствовал, был знаком, по крайней мере, один человек, которого держали под стражей в течение, как минимум, нескольких часов. Рид поприветствовал собравшийся пишущий и снимающий люд, немного пообщался с теми, кого он знал еще со времен жизни в Аргентине, затем обратился к своим записям.

«Я всегда верил, что каждый человек обладает не только правом, но также и обязанностью принимать личное участие в борьбе против несправедливости», — сказал Рид репортерам, в то время как крутилась кинопленка и щелкали фотокамеры.

«Помимо этого, у любого артиста, которому посчастливилось стать успешным, есть специальное задание — использовать свое влияние ради свободы и общественного прогресса в мире. Существует несколько видов оружия, которые человек может использовать в этой праведной битве за социальное переустройство. Писатель использует свою авторучку в борьбе с врагом, актер использует кинофильм, певец для этого использует свою гитару, а революционера в джунглях Южной Америки — будь то это джунгли городов или природные джунгли — могут вынудить использовать оружие для защиты, посредством применения силы, от агрессоров, попирающих права людей и предпринимающих акции против народов большинства стран Южной Америки, в которых верховодят военные диктаторы. Такой бунт — это лишь реакция на годы правления скрытых диктаторов. Обычно сообщения о том, что тысячи детей умирают из-за отсутствия медицинской помощи, не попадают в заголовки газет. А это явление — результат террора, направленного против народа Аргентины, при котором миллионы людей вынуждены жить в постоянном страхе оттого, что не могут обеспечивать свои семьи самыми простыми средствами существования и их детям каждый вечер приходится ложиться спать голодными. Примерами государственного террора служат использование аргентинской полиции и армии для разгона мирных демонстрантов или забастовок рабочих, которые добиваются лучшего качества жизни, и положение, когда сотни аргентинцев брошены в тюрьмы и измучены пытками. Народ Аргентины имеет в сто раз больше прав восстать против своих диктаторов, как это сделали мои прародители, американские поселенцы, когда подняли волну протеста против Британии в 1776 году.

Аргентина уже несколько лет находится в руках генерала Онганиа, который поставил под запрет все политические партии и под гнетом диктаторства которого в постоянном страхе должны жить все честные граждане, в то время как так называемые "подрывные элементы" заключены в тюрьмы. Прогрессивные христианские демократы, социалисты, коммунисты и последователи Перона — все сегодня находятся в застенках по тем же причинам, потому что они поднимают голос в защиту истинной свободы аргентинского народа. Совсем недавно был убит Сигнор Вандор, бывший президентом крупнейшего профсоюза, за то, что он выступал против порабощения рабочего класса. Так же полицейскими был недавно убит и бывший президент профессионального союза журналистов. После долго отсутствия в Аргентине, я считаю себя обязанным проявить скромный и персональный акт солидарности с народом страны, которую я очень люблю. Я должен сказать людям Аргентины, что мы, живущие в Европе, не забыли об их бедах и их праведной битве. Им следует знать, что мы считаем военную диктатуру в Аргентине такой же безжалостной, как и военную диктатуру, которая в настоящее время установлена в Греции. Я должен сказать это. Потому что если какому-либо диктатору позволено сегодня править безнаказанно, когда он попирает права аргентинцев, то же самое может произойти завтра в Италии или в США. Я верю в то, что прогресс одержит верх во всем мире, с моей помощью или без нее, но, по моему мнению, моя жизнь только тогда имеет смысл, когда прогресс одержит верх с моей помощью». [185]

Комментарии Рида вызвали приступ бешенства у генерала. Этот проклятый певец обвинил его во всевозможных злодеяниях по отношению к его народу, включая убийства. Он призвал к восстанию против него, используя оружие, если необходимо. Ну что ж, погоди, Дин Рид. Генерал Онганиа уже пять лет руководит страной, и никто, даже из правительства Соединенных Штатов, не вмешивался в его правление или в его методы, и он уверен, что никто и не посмеет начать вмешиваться. Прежде с Ридом поступали достаточно мягко, лишь задерживая его на короткое время и затем выдворяя из страны. Но этот надоедливый американец не усвоил уроков. Пришло время заставить этого Рида прогнуться. Онганиа отдал приказ. Через два часа после окончания пресс-конференции, Дин Рид был арестован, когда шел по улице.

Моральные силы и самоуверенность Рида таяли. Изоляция и тоскливая тюремная жизнь изнуряли его. Он всегда был активным человеком, и большую часть последних десяти лет провел, выступая перед тысячами и встречаясь с сотнями людей. Теперь, заключенный в одиночную камеру, Рид был слишком ослаблен, он не мог делать физические упражнения, и только сидел, сидел, мерил шаги и ждал. Ему нечего было почитать, он не мог писать, так как не было письменных принадлежностей, а контакт с людьми был очень ограниченным. Время текло мучительно медленно. Тюремные власти добавили еще кое-что к его и без того разрушительной психологической и физической пытке. Еще несколько политических заключенных были посажены в ту же тюрьму, что и Рид. Единственное их преступление состояло в открытых высказываниях и демонстрации протеста против тирании. Двое из тех заключенных были друзьями Рида, которые помогли ему пробраться в Аргентину. Комната пыток соседствовала с камерой Рида, и он мог видеть, как охранники волокут его друзей по коридору. Он слышал, как его товарищи кричат от боли, умоляя допрашивающих не истязать их больше, что они очень сожалеют о том, что дурно отзывались о генерале и его сторонниках. Страдания друзей почти сокрушили Рида. С одной стороны, было невыносимо слышать, как истязают его товарищей. Более того, глубоко в душе Рид считал себя виновным в том, что они были арестованы и теперь подвергаются садистским мучениям. А с другой стороны, он сам не был защищен от ожидания и страха, что может стать следующим. «Он сказал, что единственное, о чем он думал, — это о возвращении к нам, — вспоминала Патриция. — Он мечтал о нас». [186]

Спрятанный в тюремной камере, ничем не занятый ни днем ни ночью, Рид прокручивал в мыслях звуки тех пыточных сеансов. Невероятное облечение принесла ему работа по очистке тюремных дорожек, предоставленная в ответ на бесконечные его просьбы о каком-нибудь занятии.

Дома, в Риме, Патриция поняла, что происходит что-то неладное. Несмотря на напряженные семейные отношения, Рид регулярно писал и звонил домой. Ей было известно о планах ее мужа прорваться через аргентинскую границу, и она прекрасно осознавала поджидающие его потенциальные опасности, если этот план осуществился. По прошествии недели, за которую от Рида не поступило ни одного известия, Патриция принялась писать и звонить их друзьям в Аргентине. В то же время в Лос-Анджелесе беспокойство о местонахождении друга также начинало охватывать Патона Прайса. Он подключил других товарищей, и они организовали кампанию, направляя письменные запросы в адрес аргентинского руководства с требованиями объяснить, что произошло с Дином Ридом.