А — после снаБ — после ритмических физических усилий

Рис. 16. Микродвижения глаз

В своем труде «Сравнительная анатомия коры большого мозга человека и обезьян» («Наука», 1988) А.А. Хачатурян, изучив мировые достижения в области мозга, нашел лишь одно единственное отличие человека и высших обезьян — это интеграция чувственной и моторной центральных областей в единую сенсомоторную кору. Автор пишет: «Объединение обеих центральных областей в единую сенсомоторную кору дает возможность вскрыть их действительное структурно-функциональное соотношение. Объединение двух резко функционально различных центральных областей в единый функциональный аппарат — сенсомоторную область коры — осуществляется на высших стадиях эволюции».

Но что же это за сила, которая возникает только в связи с вертикальной установкой нашего тела и которая объединяет чувственные и моторные области коры головного мозга в «единую сенсомоторную кору»? Ответ на этот вопрос неожиданно подарил нам один мальчик — Женя С. из г. Назарово Красноярского края.

…Однажды, когда я еще работал в Красноярской краевой детской офтальмологической больнице (1972–1977), я ехал в поезде. На одной из станций в наше купе подсела молодая женщина с очень подвижным мальчиком 3–4 лет. Я сразу же обратил внимание на то, что его движения рук, ног, головы, глаз были разбалансированными («разобранными»). Было ясно: у мальчика глубокая умственная отсталость. Мы разговорились. Мама рассказала следующее. Вскоре после того, как ребенок стал самостоятельно ходить, он сумел завладеть аптечкой и «откушать» из нее много разнообразных таблеток. Последовали 8 — 10 дней судорожного синдрома. После стало ясно, что кора головного мозга основательно повреждена. Несмотря на продолжительное лечение, «собрать» моторные и психоволевые функции так и не удалось.

Во время беседы я наблюдал за гиперреактивными судорожными движениями ребенка и что-то записывал в своей записной книжке. Вдруг мальчик оказался возле меня и как-то быстро выхватил мою шариковую ручку. При этом какими-то автоматическими движениями он изобразил в моей записной книжке несколько волнистых линий. Я усадил его, дал ручку и лист бумаги. Несколько раз он принимался рисовать, но, кроме неоформленных тонких штрихов, ничего у него не получалось (рис. 17).

Позже после долгих размышлений и дополнительных исследований я понял: способность к ритмизации усилий возникает у ребенка только в связи с переходом на прямостояние и прямохождение.

в положении стоя

в положении сидя

Рис. 17. Графические упражнения мальчика

Интересно, подумал я, а не является ли это отличительным видовым признаком, характерным только для людей? Я стал искать ответ на этот вопрос в специальных научных наблюдениях за обезьянами. И, о чудо! Такое наблюдение сделала выдающаяся отечественная исследовательница Н.А. Ладыгина-Котс (1946). Оказывается, она воспитывала своего ребенка вместе с младенцем обезьяны по имени Иони и наблюдала за особенностями их развития. Приведу лишь некоторые положения ее наблюдений: «Иони видит целыми днями и часами неразлучные со мной карандаш и блокнот, наблюдает процесс моего записывания его поведения и сам стремится воспроизводить те же действия. Я пишу, а Иони старается выхватить карандаш у меня из рук, чтобы самому начертить на той же тетрадке. Яне даю, сопротивляюсь — ион плачет и настаивает на своем. Получив карандаш в руки, он, видимо, испытывает явное удовольствие: иногда, сжавшись в комочек, близко-близко наклоняется к бумаге, припав на одну руку и держа на весу другую. Опираясь лишь на карандаш, с сосредоточенным видом начинает рисовать…

Обычно Иони берет карандаш в правую руку, держит его совершенно тем же способом, как и дитя человека, но потом он ежесекундно перекладывает карандаш из руки в руку и проводит то здесь, то там на бумаге тонкие как паутинки (выделено В. Б.) как бы пробные черты; потом он как бы входит во вкус и не отрываясь воспроизводит более длинные и определенные линии…

При этом нередко в такт писанию шевелит губами, вытягивает и втягивает губы, вращает языком, раскрывая широко рот, как при всяком сосредоточенном действии…

Со временем замечается некоторая эволюция в его писании: он перестает так часто перекладывать карандаш из руки в руку, долго рисует без отрыва, от чего проводимые линии становятся более длинными и определенными, иногда он сам делает взаимно перекрещивающиеся черточки, рисуя их одну за другой…

Иногда я сажаю Иони и пытаюсь водить его карандашом по бумаге и рисую простые рисунки, например крестики, но тогда его рисованный энтузиазм сразу же пропадает — ион сидит со скучным видом, как подневольный ученик…»

Вывод наш был однозначным: человека отличает от человекообразных обезьян возникшая некогда способность производить рукой организованные во времени ритмы усилий и расслаблений. При этом эти ритмы оказались интимно связанными с нашей видовой телесной вертикалью — прямостоянием и прямохождением. С этих позиций нам кое-что прояснилось: почему нормальные здоровые дети изначально от своей природы физически не могут сидеть. Почему они должны постоянно двигаться и двигаться. Почему они должны постоянно делать ритмические усилия. Почему они должны руками что-то постоянно творить.

На первичную роль постоянного притока к органам чувств богатства природных чувственных стимулов в поддержании активной работы генофонда, в том числе систем жизнеобеспечения, давно бы мог указать следующий факт: при пресечении притоков к органам чувств внешних сенсорных стимулов либо при заглушении активности чувств генетическая работа (биологическое время) настолько замедляется, что организм впадает в летаргический сон (анабиоз). К сожалению, умело навязанная и ставшая «общепризнанной» модель работы генофонда, независимая от внешней среды и активности тела, не позволила научно осознать чувственную (сенсорную) модель поддержания активности генофонда, а в итоге систем жизнеобеспечения.