Улепетывая со всех ног, он, тем не менее, знал: вариантов не осталось. Отряды Деларосы выживали в борьбе с Партиалами при помощи партизанских тактик — атаковали фланги, нападали на пути снабжения, а затем растворялись в глуши. Чтобы отвлечь внимание Партиалов от беженцев, движущихся на юг, Товар был вынужден пойти на более решительные действия, поэтому вел себя агрессивнее. А теперь его пригнали за это к самому Северному побережью. С трех сторон его окружала вода, а с четвертой ждали Партиалы. Бежать было некуда.

«Если я доберусь до воды, то, возможно, получу шанс, — сказал он себе. — Возможно, я сумею найти лодку или достаточно большую корягу, чтобы держать голову над поверхностью. Может, у меня получится просто где-то затаиться на неделю или дольше. — Он рискнул оглянуться через плечо и был приободрен тем, что погони все еще нет. В конечном итоге его найдут, но поиски займут время. Это и было целью. — Я должен любыми способами держать их внимание здесь, на мне, чтобы остальные успели покинуть Ист-Мидоу и остров.

Подписываясь на это, я знал, что умру, — подумал Товар. — Отец ведь не раз советовал мне никогда не вызываться добровольцем. Пора бы уже научиться слушать…»

Впереди вспыхнуло и стало разгораться яркое белое пламя. Поворачиваясь, чтобы бежать в другую сторону, Товар зацепился больной ногой. Внезапно что-то остро и болезненно врезалось ему в спину, будто его ужалила огромная пчела. Товар тут же в судорогах упал, через его тело прошел электрический разряд. Когда разум мужчины прояснился, он обнаружил, что лежит на земле лицом в заросшей травой канаве, а его конечности вывернуты, как у тряпичной куклы, и совершенно отказываются подчиняться. Он попытался заговорить, но челюсти будто налились свинцом.

«Партиалы не пользуются электрошокерами, — подумал Товар. — У кого хватит на них электричества?»

Он почувствовал, как его на удивление бережно перевернула пара чьих-то рук. Яркое пламя за спиной нависшего над ним мужчины превратило незнакомца в темный силуэт, и Товар не мог рассмотреть черты его лица.

— Я хочу, чтобы вы понимали: это не нападение, — сказал мужчина. Его голос был тихим и обладал различными интонациями, из чего Товар заключил, что незнакомец — человек. Он попытался ответить, но челюсти только слегка шевельнулись, не издав ни звука. — Будет больно, — сказал мужчина, — но это спасет вас в более широком смысле. «Вас» как народ. Человеческую расу.

Мужчина поставил на землю рядом с собой пластиковый чемоданчик и со щелчком открыл его. Товару не было видно, что внутри, но полускрытый тенью незнакомец достал стеклянную банку и открыл крышку.

— Все умирают. Как я понимаю, это не новость. — Он опустил открытую банку на землю и, снова сунув руку в чемоданчик, достал оттуда длинный острый нож. Товар попытался шевельнуться, но был по-прежнему парализован. — Я говорю это, чтобы вы поняли: то, что вы умрете здесь и сейчас, является честью. Вы бы все равно умерли, но при любых других обстоятельствах ваша смерть была бы бессмысленной. Однако сейчас вы можете стать частью нового начала. На смену прежней жизни придет новая. Сейчас будет немного больно.

Мужчина прижал нож к ладони Товара и надавил, отрезая средний палец. Боль опалила Товара, как огнем, и он мысленно закричал, но не сумел издать ни звука. Незнакомец бросил палец в банку и перешел к следующему.

— Понимаете, существовал план, по которому должны были выжить все. — Рубящий удар. — Не просто выжить, но и процветать — люди и Партиалы вместе. Это было бы несложно. Но теперь тот план рухнул, и мне пришлось приспосабливаться. — Удар. Голос мужчины все это время оставался спокойным, будто он всего лишь разбирал тостер, разговаривая с ним при этом. — А сейчас то, что будет больнее всего. Я имею в виду, с биологической точки зрения: я не знаю, причинит ли это больше боли, чем пальцы, но точно вызовет более серьезные повреждения. Я пытаюсь сказать, что вы этого не переживете. — Он поднял банку, на дне которой лежали три пальца, и встряхнул ее. — Остальное мне нужно наполнить кровью.

Товар вернул себе дар речи как раз вовремя, чтобы закричать.

Кире было холоднее, чем когда-либо за всю ее жизнь. Они останавливались в городе под названием Брюстер Хилл, чтобы отдохнуть и найти новую одежду, а затем еще раз в Северном Салеме, чтобы обзавестись более теплыми куртками, но даже этого оказалось недостаточно. Грин был более стойким к погодным условиям и быстрее передвигался, но даже на нем начали сказываться изменения. За три дня путники преодолели почти тридцать миль, добравшись до самого Норуолка, и за это время температура воздуха упала не меньше чем на двадцать градусов. Кира привыкла, что к зиме холодает, но никогда не встречалась ни с чем подобным. Ее дыхание превращалось в видимые облачка пара, а нос онемел, и Кира терла его покрасневшими и ноющими от мороза пальцами.

Улицы Норуолка, как и улицы Манхэттена, представляли из себя глубокий металлический каньон, но сейчас темно-зеленые побеги кудзу, которые оплетали здания и пролезали через давно разбитые окна в дома, покрывал иней. Кира держалась столько, сколько могла, молча перенося холод, но в конце концов решила, что оно того не стоит: бесполезно пытаться добраться до Лонг-Айленда на день или даже на час раньше, если она умрет от переохлаждения. Когда они проходили мимо очередного магазина одежды, Кира завела Грина внутрь, чтобы поискать более толстые куртки, но нигде в здании их не нашлось.