— Поубивав всех?

— Собрав образцы лучшего в них — их силы, воли, изобретательности. Всего, что заключено в их ДНК. — Он поднял в руке банку с кровью и волокнами и внимательно посмотрел в глаза девушки. — Кира, как ты думаешь, что произойдет, когда наступит конец света?

— Однажды мы его уже пережили, — ответила Кира. — Мы сможем пережить его снова.

— Не сможем. — Он покачал головой. — Знаешь, у нас был план для всего мира. Я до сих пор верю, что он мог бы сработать. Я сам конструировал ту биологию, и она была безупречной. Но теперь все это потеряно. Невозможным план сделала человеческая натура, человеческая и партиалская.

— Значит, я была права, — проговорила Кира. Она посмотрела на Грина и Маркуса, а затем снова на своего отца. — Я разгадала паззл; я раскрыла процессы, которые ты создал: тайны, погребенные в РМ, «сроке годности» и ДНК Партиалов. Я знала, что план существовал и что это был план мира, потому что я знала тебя. — Ее глаза помрачнели, и девушка с ужасом уставилась на банку в руках отца. — По крайней мере думала, что знала.

— Теперь та мечта мертва.

— Как ты можешь так говорить? — воскликнула Кира. — Вы были намерены позаботиться о жизни, которую создали; вы боролись за права Партиалов еще до их рождения. Вы знали, что им суждено стать видом второго сорта, что их не будут даже воспринимать как личностей, и вы изобрели целый план, который должен был заставить людей и Партиалов увидеть друг в друге равных, потому что только так они смогли бы выжить. Вы пытались искоренить расизм навсегда, на биологическом уровне. — Кира указала на банку с образцом, на перчатку на руке Армина, красную от подсыхающей крови, на Айви, которые молча стояли позади своего предводителя в дверях палат убитых пациентов. — Как ты дошел до того, что происходит сейчас? Как ты вообще смог убедить себя, что другого пути нет?

Лицо Армина посерьезнело, и он мрачным тоном повторил свой вопрос:

— Ты знаешь, что произойдет, когда наступит конец света? Мы называем это концом света, но на самом деле конец придет только нам. Мир останется, сама планета и жизнь на ней продолжат развиваться. Реки по-прежнему будут течь, солнце и луна — вставить и заходить, лоза — оплетать машины и дороги. Пройдет легкий дождь. Мир забудет о том, что мы когда-то существовали. Человеческий разум — блистательный зенит пяти миллиардов лет эволюции — погаснет, как свеча, и погаснет навсегда. Не потому, что пришло его время, не потому, что мир вступает на новый виток развития, но из-за того, что мы, люди, были глупы. Слишком эгоистичны, чтобы жить в мире, слишком горды, чтобы прекратить войны даже после того, как эти войны потеряли любой смысл. Ваши бесценные человеческие души, твои братья и сестры Партиалы, которые, как ты, судя по всему, считаешь, могут жить вместе бок о бок, сейчас разрывают остров на кусочки, сражаясь, убивая и умирая не потому, что видят какой-то выход, не потому, что у них есть лекарство, разгадка или решение проблемы, но потому, что таковы они сами по себе. Единственное, что осталось на всей планете ценного, — это их жизни, но и они не стоят ничего, пока другой тоже жив, и поэтому они убивают друг друга. Они отчаянно несутся к окончательной гибели. Победителем будет тот, кто останется стоять последний, и его выигрышем станет самое неизменное и самое ужасное одиночество, которое этот мир когда-либо знал.

Кира хотела было возразить, но ее взгляд упал на тело мертвого Айви, которого она застрелила. Оно лежало всего в тридцати футах от нее, а по полу растеклась густая кровь. Кира подумала о людях, которых убила, чтобы попасть сюда, о трупах, которые оставила позади. О разрушенной квартире в Нью-Йорке. О Манхэттенском мосте. Об Афе Дему. О Деларосе и ее бомбе. О собственных окровавленных руках, красных, как и руки ее отца, пронзающих кинжалом череп мертвого солдата-Партиала.

— Эти люди уже мертвы, — сказал Армин. — Оставить их в живых не является милосердием, ибо их все равно убьет кто-нибудь другой, и все же я не могу покинуть их. В их уничтожении есть и моя роль, не думай, что я забыл об этом. Не думай, что я простил себя. Но Джерри подготовил площадку для нового начала. И, когда снега растают, и солнце вернется, и мир разразится молодой зеленой листвой, я позабочусь о том, чтобы кто-нибудь был жив и видел это. Я позабочусь о том, чтобы были глаза, в которых это отразится, сознания, которые поймут, и голоса, которые поведают историю всем. Вы раскалываете себя на кусочки, чтобы подарить умирающему еще несколько мгновений жизни. Я же возьму кровь этого человека и создам дитя, и будущее, и наследие, которое проживет еще пять миллиардов лет. Которое охватит всю Землю, и дотянется до звезд, и наполнит вселенную поэзией, смехом и искусствами. Которое напишет новые книги и споет новые песни.

Кира не находила в себе сил отвести глаза от тела мертвого Айви и от всего, что оно символизировало. Слишком много крови. Слишком много потерь.

— Ты собираешься создать новый вид.

— Людей и Партиалов больше не будет существовать, — ответил Армин. — Будет только один вид, совершенный вид. Я уже делал это раньше. Я разобрал человеческий геном и расположил его составляющие в идеальном порядке, подобно нотам в симфонии. Я отшлифовал генетический образец человеческой формы через дюжины поколений технологий Партиалов, и ты знаешь это лучше, чем кто бы то ни было еще. Потому что результат — ты.

Кира подняла глаза и встретилась взглядом с отцом. Он улыбнулся.

— Ты, — проговорил он, — моя дочь, созданная из модели моей собственной ДНК, выточенная и доведенная до совершенства с помощью бесчисленных черновиков, лишенная любого следа трещинки или изъяна. Я всегда надеялся, что некоторые Партиалы последней модели выжили, так как они стали бы безупречной начальной точкой для нового мира, первым мазком кисти на новом, пустом полотне.

— Ладно, — произнес Маркус, делая шаг вперед, чтобы встать между Армином и Кирой. — На протяжении всего этого разговора я медленно сходил с ума, но последнее предложение повернуло все совершенно в другую сторону.

— Тебе нужна моя ДНК, — сказала Кира. — Моя кровь в банке, которую ты заберешь в свою лабораторию.

— Мне нужна ты, — ответил Армин. — Твое тело и твой ум.

— Я с тобой не пойду.

— У тебя нет выбора.

— Выбор есть всегда, — проговорила Кира. — Я научилась этому от человека, который стал для меня родителем в большей мере, чем ты когда-либо мог бы стать. — Она выпрямила спину. — Если тебе нужна моя кровь, то тебе придется взять ее силой.

Армин вздохнул, и сверкавшая до сих пор на его лице энергия сползла с него, будто мертвая кожа, оставив позади себя только пустой, бесстрастный взгляд.

— Ты слышала, что я собираюсь сделать, — тихо произнес он. — Ты понимаешь, что другого пути нет.

Он вытащил их чехла на поясе небольшую металлическую трубку, напоминающую садовую лопатку с заостренным концом. Точного размера и формы, чтобы пронзить человеческое тело и выпустить из него всю кровь и волокна.

— Никто из нас не может быть важнее, чем это. Даже моя собственная дочь.

С помощью линка доктор Крон Вейл освободил себе путь через толпу, заполонившую улицы Уайт-Плейнс. Он шел вперед, игнорируя ошеломленные взгляды Партиалов. Он выделялся благодаря одному только своему возрасту, так как ни один Партиал не выглядел здесь старше, чем на восемнадцать. Модели докторов и офицеров входили в самые первые партии, «срок годности» которых давно истек, а учитывая мощь его линка, Вейла можно было принять чуть ли не за божество, могущественное создание, которому Партиалы вынуждены были подчиняться в силу своей биологии. У дверей его гостиницы не стояли охранники, а внутри ее не было горничных. Однако уборкой по очереди занимались солдаты — пехотинцы и женщины из пилотного корпуса, — так что в здании царила суровая, военная атмосфера. Она царила во всем Уайт-Плейнс. Вейл скучал по деревенскому раю заповедника, но знал, что уже никогда туда не вернется. Вероятно, он мог бы потребовать в свое распоряжение вертушку, но что затем? Лететь в условиях похолодания и все усиливающейся бури? Взять с собой еще одну группу Партиалов и надеяться, что они поймут его намерения? Положиться на то, что Морган не отправится снова его искать? Вейл хотел еще хоть раз оказаться в заповеднике, повидаться с друзьями, которые у него там появились, но еще больше он хотел, чтобы заповедник оставался вне угрозы. Если ради этого он должен держаться в стороне, то он так и сделает.