Шрифт:
— Я в отпуске, — напомнила я.
— И вам не важна репутация вашего факультета, и, наконец, университета?
— Марина Юрьевна на прошлом заседании кафедры говорила, что не возражает против поездки в командировку. Давайте позвоним ей?
— Эта конференция для молодых ученых до тридцати лет. У нас на факультете под эту категорию подходите только вы.
Крыть нечем. Но я все равно ни разу не слышала, что конференции организуются так скоропостижно. И обычно все они есть в годовых планах кафедр. А еще и со студентами… Я взяла папку, открыла, не останавливаясь на названии и месте проведения конференции, которые были обозначены совсем размыто, что-то вроде «повышать интерес молодежи к…», «способствовать развитию творческого потенциала…» и все в том же духе. Вот он лист со списком студентов. Сегодня не мой день.
Хит-парад открывал Лёвушка Цыплёночкин. Бугай, который влезет еще не в каждую дверь. Любую свою фразу он начинал со слов «а моя мама сказала». Заходишь в кабинет, там Лёвушка. Задаешь какой-нибудь невинный вопрос, вроде: «Где девушки из вашей группы?». В ответ получаешь: «А моя мама сказала, чтоб я с этими шалавами не связывался, им от меня только московская квартира нужна!». И совсем приятно слышать от него на экзамене: «А моя мама сказала, что этот политический деятель (дальше любое имя) — дурак, и мало ли что в учебниках написано! Моя мама лучше знает!». Хотелось сказать, что пусть тогда твоя мама и дает тебе диплом о высшем образовании.
Впервые я столкнулась с Лёвушкой в темном подвале, куда пошла за вениками для уборки территории, которую поручили мне провести со студентами. Он возник из самого темного угла и завис надо мной, возвещая строгим басом: «А моя мама сказала, что мне нельзя наклоняться!». «Слава Богу!» — только и смогла подумать я, решив, что это маньяк, и попрощавшись с жизнью. Не наклоняйся, милый, и вообще, пойду-ка я отсюда. Так Лёвушка и не участвовал в уборке, сославшись на мнение мамы о его слабом здоровье.
Вторым шел Виктор Пушкин. Ударение и в имени и в фамилии на последний слог. Это он с первого курса так выеживается, поэт фигов. Решил, что если у него такая фамилия — Пушкин, то и написание стихов ему — раз плюнуть. Вот этот стихотворец с внешностью ботаника почему-то привязался ко мне. Знакомство с его творчеством началось для меня не самым приятным образом. Дело было так. Я тихо и спокойно вела лекцию, студенты так же тихо и мирно изображали погружение в тему, и все мы с надеждой ждали звонка. Я стремилась на кафедру. Там был вкусный торт. Марина Караваева только что пробежала с ним мимо открытой двери в нашу аудиторию и махнула мне — типа, заканчивай лекцию и приходи на кафедру пить чай. Хоть торт я видела мельком издали, он показался мне заслуживающим самого пристального внимания. Явно большой и свежий, в прозрачной коробке, повязанной яркой лентой. Захотелось познакомиться поближе, но о моей фигуре было кому позаботиться.
— Миля Николаевна! Можно один вопрос! — кинулся ко мне студент Пушкин, едва только я сказала всем до свидания, и кинулась в дверь. Но он оказался шустрее.
— Да, конечно…, - я грустно смотрела за дверь, в которую быстро убегали студенты.
— Я сочиняю стихи!
— Рада за вас…
— И я хочу их вам прочесть!
— Может, потом? — попросила я, надеясь, что еще не все потеряно, и что на кафедре не успели собраться все преподаватели. Вкусный торт стоял перед глазами.
— Нет! Именно сейчас!
— Я ничего не понимаю в стихах, я вообще-то историк, а не филолог, — сделала я еще одну попытку отвязаться от поэтического вечера.
— Все знают, что понимаете! Это ведь вы написали стихи выпускникам в университетской газете!
Газету он сунул мне под нос, ткнув пальцем в стих. Моей фамилии под ним не было, там вообще было написано, что это коллективное творчество преподавателей, которые безумно рады поздравить своих бывших студентов в день встречи выпускников. Мне, если честно, стыдно было ставить свою фамилию под этим кошмаром, который меня заставил написать за пять минут декан, подловив на перемене.
«Сколько б ни было дорог, ты вернись сюда Льются в университет годы как вода. Льются молодость и смех, слезы и любовь, Вспомним через много лет, соберемся вновь…»И дальше в том же духе тот же бред. Не люблю такие стихи, с рифмой «поздравляем — желаем». Ясно, что подписывать это я не собиралась. Кто же проболтался? Я никому не говорила.
— Вот слушайте! Это я вчера сочинил. Называется «Любимая».
— Слушаю, — обреченно сказала я.
— Я к любимой ехал. И не доехал. Снова я к ней ехал. Опять не доехал. И я опять к ней поехал. И опять не доехал.Тут мне пришла в голову мысль, что «поздравляем-желаем» очень неплохая рифма. Виктор продекламировал и ждал моей реакции.
— Ты молодец, что пишешь стихи, — аккуратно начала я, продвигаясь к двери.
— Вам понравилось? — рывок, и дверь снова была перекрыта. — Хотите еще прочту?
— Я не настаиваю…