Шрифт:
«Сейчас я подойду, подниму руку, и…коснусь пустоты». – Подумал Ли.
Он сделал шаг вперед, и протянул руки навстречу своей Любви.
Это было их первое прикосновение в жизни.
Фэй, обеспокоенный долгим отсутствием товарища, вошел под своды храма и остолбенел, увидев его и Ли-цин, держащихся за руки.
Они его не заметили.
Минутой позже такое же потрясение пережил и Юань, вошедший в храм вслед за Фэем. Он первым все понял и, улыбнувшись, сделал Фэю знак рукой.
Они вышли из храма, оставив влюбленных, наедине друг с другом.
ВМЕСТЕ
После ранения на пути в Мемфис Ли-цин заботами Юаня и жреца Сефхета быстро восстанавливала силы и душевное равновесие.
– Вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите. – Сказал Сефхет ханьцам.
– Но, по моему разумению, девушке следует отдохнуть хотя бы месяц.
Ли-цин, узнав от Юаня о таком сроке пребывания в Мемфисе, огорчилась. Ей не терпелось вернуться в Александрию, сесть на корабль и отправится в Рим. Они поспорили, и Юаню пришлось применить всю силу убеждения.
– Послушай меня, - сказал он ей, – мы можем отправиться в путь, хоть завтра. Но, если ты сляжешь в пути, мы, возможно, никогда не попадем в Рим. Тебе этого хочется?
Ли-цин нехотя смирилась.
По совету Сефхета она пришла в храм богини Исиды.
«Она поймет меня!». – Думала Ли-цин. – «Исида сама потеряла любимого человека, и поможет мне».
Заброшенный храм сразу же приглянулся девушке. Здесь было легко и спокойно. Ступив под своды храма, Ли-цин чувствовала, что усталость и грусть отступают, и на их место приходят надежда и хорошее настроение. Здесь, под беззаботный щебет птиц, она думала о Ли.
«Ему должно быть гораздо тяжелее, чем мне. Я знаю, где он, и иду к нему. А он ничего обо мне не знает, и думает, что я, может быть, умерла. А, вдруг…, думая так, он женился перед походом на Запад?».
Эта мысль настолько потрясла Ли-цин, что она почувствовала сильную слабость, и была вынуждена опуститься на камень.
– Что с тобой? – Всполошился Юань, сопровождавший ее при каждом посещении храма. – Тебе плохо?
– Нет… - Тихо ответила девушка.
– Просто я испугалась.
– Чего?
Быстро разобравшись в опасениях Ли-цин, Юань сказал:
– Все, что я о вас обоих знаю, говорит мне, что этого не могло произойти!
– Ты так думаешь?
– Я уверен в этом!
– Почему?
– Не знаю, но я это чувствую. Возможно, я вижу его твоими глазами. Если бы даже он был уверен в том, что тебя уже нет на земле, он бы ушел в горы отшельником, или в монастырь. Ну, а сейчас он выполняет свой долг перед Императором, и все свои силы отдает ему.
– А ты сам любил кого-нибудь? – Спросила заметно повеселевшая Ли-цин.
Юань задумался.
– Пожалуй, нет. Сказать честно, я не очень-то много девушек повидал на своем веку. Мне нравилась девушка в одном селении, но ее любил мой друг, а она любила его. Однажды ее похитили разбойники, и я помог ему освободить девушку. Потом они поженились. А я ушел на Запад. Ты для меня стала настоящей сестрой, и по-другому я на тебя смотреть не могу. Мне нужно, чтобы вы с Ли, наконец, встретились, а все остальное не так уж и важно.
– А что ты будешь делать, когда мы вернемся в Хань?
– Пока не знаю. Может быть, вернусь в свой монастырь. Не забывай так же, что мы оба с тобой приговорены к смертной казни.
– Ну, это было в Эрши! В Хань о нас никто ничего не знает. Кроме того, Ли сделает так, что все будет хорошо.
– Хорошо бы! – Вздохнул Юань.
Ли-цин, в сопровождении Юаня, побывала в храме Исиды не один раз.
Однажды, внимание сидевшего на камне Юаня, привлек человек, тащивший за собой упирающегося осла.
– Ифу-сим! – Укорял он его. – Нехорошо поступаешь. Ты подводишь наше братство!
Осел прядал ушами, согласно кивал головой, но идти далее не желал.
– Ты нарушаешь законы гармонии! Осирис накажет тебя.
Осел явно погрустнел, но остался на месте.
Его хозяин выждал некоторое время, и поскольку в поведении осла ничего не изменилось, грозно поднял вверх правую руку.
– Ах, так?! Так знай же, непокорное животное: тебе придется предстать перед судом двенадцати!
Обвиняемый понуро опустил голову, но, видимо, решив окончательно свести счеты с жизнью, с места не тронулся.