Шрифт:
Сейчас из башенной пасти доносилось хлестанье карт. Подступы к убежищу заросли репейником и крапивой. Рядом под сводом стрельницы тявкнула собачонка, и все стихло. Мягко ступая, я подкрался к дверному проему башни. На полу старая солома, обсосанные чинарики и прозрачные шкурки от колбасы. Куда же девались ночлежники? От темного угла веет прохладой. Так и есть! Небольшой пролом в стене вел на крутой спуск ко рву с тиной. Кругом ни души. Укрытие надежное. Я подал условный знак свистом и, поджидая ребят, заметил на ветхой стене следы угля:
Над Кремлем сгущалась мгла, Волхов в белом вихре чаек. Ничего, что жизнь нас жгла: Глина в пламени крепчает.А вот и сам автор. Он вылез из пролома. Узкая головенка, тонкое ловкое тело и удивленно-радостный взгляд:
— А мы с Филей думали, того…
— Надуешь нас, — добавил приятель с загорелым лицом и черной упругой челкой. — Шамать хошь?
— Сейчас не до еды, ребята!..
Свежая новость заинтриговала друзей. И вскоре мы, поднимая дорожную пыль, шагали в гости. А впереди нас бежала задрав хвостик черненькая Мунька. Мальчуганы довольны: они шли в ногу с вратарем сборной Новгорода. И в знак уважения ко мне поведали свои не по годам суровые биографии.
Первым доверился Циркач, он же Сережа Ломов. Бесхлебный мор на Волге оставил его круглым сиротой. Мальчик — кости да кожа. Он пролезал в пяльцы, «замертво» падал на землю, складывался перочинным ножиком, выступал на вокзалах, пристанях. Потом к своим трюкам добавил номер с дрессированной собачонкой, которую вытащил из ямы. Гастролировал по городам, пока не побратался с Филей. А Филипп сам удрал из дому. Мачеха заставляла его воровать яблоки, картошку, дрова. И беспощадно стегала, когда тот возвращался с пустыми руками. Сережа обязательно будет поэтом: не зря он на памятнике вытащил перо из рук Ломоносова. А Филя открыто мечтал стать разведчиком.
Встретила нас Анна Васильевна. Сердобольная старушка обняла меня и ребят приветила:
— Угощайтесь, детки! — Она поставила миску с красной смородиной на летний столик, над которым, защищая нас от солнца, раскинула ветки рябина.
Плюс и Минус распластались на земле и, повизгивая, зазывали к себе мохнатку с черными влажными глазками. Сережа отпустил собачонку с рук и залюбовался дальним пейзажем:
Коснулся слегка Луча поцелуй — Зарделась щека У башни Кукуй.Я догадался, почему Калугин принял нас в своем кабинете: когда воришки увидели Серого, то им, как говорится, и бежать некуда. Историк заговорил с ними просто, деловито. Он сел на диван промеж ребят и не торопясь раскрыл «Путеводитель по Новгороду» Ласковского на тринадцатой странице. Указательный палец медленно двинулся по строке печатного текста. «Слухи о подземных ходах в Новгороде, — читал краевед завораживающе, — идут издревле, и, по-видимому, в прежнее время такие ходы действительно существовали…»
— Лафа! — вскрикнул Сережа, он же Циркач.
«На углу Рогатицы, — продолжал историк, — полвека назад стояли остатки дома со всеми признаками древней постройки…»
— Дом Марфы Посадницы! — не утерпел я.
— Верно! — Он снова повел пальцем. — «Народная молва говорила, что Борецкая, как особо богатая, имела палаты не только на Софийской стороне, но и на Торговой, причем они соединялись между собой подземным ходом под Волховом».
— Здорово! — ахнул Филя, тряхнув черной челкой.
— «В 1860 году здесь произведены раскопки Богословским, при которых обнаружили железную дверь…»
— Подземного хода? — вскочил Сережа. — Вот бы с фонарем!
— Верно. — Чтец перешел на шепот — «Раскрыв дверь, вошли было в подземелье, но дальнейшие работы пришлось прекратить, так как находчивый домовладелец вывел сюда фановые трубы из отхожих мест дома. Рабочие отказались продолжать расчистку…»
— Все давно продуло! — вставил Филя. — Мы пробьем!
— И Муньку вперед! — добавил Сережа.
Лохматка нежно лизнула хозяину руку. Филя прыснул смешком:
— Гляди-ка… кумекает!
Подогревая любопытство ребят, историк рассказал о подземном ходе во Пскове и торжественно заверил:
— Друзья мои, с нами музейный работник Квашонкин и профессор Передольский. — Он вынул карманные часы на волосяной цепочке. — Нас ждут. Сегодня первый выход нашей экспедиции…
Только Анна Васильевна знает, каких трудов стоило сыну уговорить по телефону музейщика и профессора помочь ему вытащить воришек из «пещеры Лейхтвейса». Председатель детской комиссии рассчитал точно: основная пружина ребячьего азарта — загадочность и романтичность спуска в подземный Новгород.