Он азартно рассмеялся. Ему подхихикнули Дима Иванов, Уфимцев, Творилова, Пучежский и сам Клявс-Клявин. Путиловец Бурухин ограничился мягкой улыбкой: в Петрограде он слушал исторические лекции Калугина, уважал его. Семенов насторожился. А Кибер снова занял позу лектора, опираясь руками на спинку переднего стула:

— Ничего смешного, товарищи! Изучая идеи Герцена, я заинтересовался судьбой его формулы «философия — алгебра революции». И вот ответ! — указал на открытое окно с видом на памятник Тысячелетия. — Калугин прав: перед нами бронзовое зеркало русской революции, гранитная трибуна стратегов и философское обобщение бессмертия России…

Клявс-Клявин скривил рот: явно не ожидал, что лучший лектор губкома возьмет под защиту вульгаризатора философии. Председатель взглядом пригвоздил Кибера:

— Речь о другом! Калугин уверяет, что «металло-каменная палитра» Микешина есть наглядное пособие по изучению диалектики, словно Микешин — автор «Капитала».

Взрыв хохота зиновьевцев не смутил опытного лектора; смеху он противопоставил строгий, рассудительный тон:

— К вашему сведению, Александр Яковлевич, скульптурная панорама Микешина — коллективная. Художник, редчайший организатор, привлек в помощь замечательных скульпторов того времени и главные вопросы решал коллегиально!..

Выдерживая паузу, он дал понять его скрытую мысль: «Не то что твой Зиновьев».

— Я, — продолжал Кибер, — не раз беседовал с Калугиным. Он верит: наши люди будут восхищаться и гордиться монументом Отечеству, а более вдумчивые и философский смысл в нем уловят…

— Какой смысл?! — вспылил Пучежский. — Калугинские фигуры — «линию», «перекрест», «треугольник», «квадрат превращений»?

— А что?! — вызвался Кибер. — Я готов хоть сейчас проиллюстрировать четвертую фигуру…

— Ловим на слове! — оживился Клявс-Клявин, явно рассчитывая на комический исход. — Слушаем!

Кибер собрался с мыслями и уважительно посмотрел на автора диалектических фигур:

— Николай Николаевич, пользуюсь вашей терминологией. Закладываю в «квадрат» полярности. Между ними возможны только четыре основных перехода: два положительных и два отрицательных…

— Что за мистика?! — взревел Пучежский. — Почему обязательно «четыре»? День переходит в ночь, а ночь в день. Где же другие два перехода, да еще с противоположными знаками? Где?

— За Полярным кругом! — ответил Калугин. — День переходит в день — круглые сутки свет; затем ночь переходит в ночь — сплошная темень. Не так ли, друзья мои?

Калугинское дополнение пошатнуло противников. Пучежский стоял открыв рот. Первым очнулся Клявс-Клявин:

— Э-э! Разве круглая держава на пьедестале вращается как Земля? Откуда взяться метаморфозам?

— Учти, батенька, и простой стакан может засверкать всеми гранями мироздания, если он в руках диалектика. — Историк одобряюще кивнул Киберу: — Продолжайте, друг мой!

В этот миг на подоконник сел красивый сизарь: он оглядел кабинет, не нашел здесь своего друга Карла Сомса и выпорхнул. Проводив сочувственной улыбкой голубя, Кибер продолжал:

— Полярности ОДНО и МНОГОЕ допускают меж собой лишь четыре перехода: феодальная РАЗДРОБЛЕННАЯ Русь перешла в ЕДИНОЕ централизованное Московское государство — многое перешло в ОДНО с плюсом. ЕДИНОНАЧАЛИЕ Петра Первого, революционера на троне, выродилось в САМОДЕРЖАВИЕ Палкиных — ОДНО перешло в ОДНО с минусом. Любое ЕДИНОНАЧАЛИЕ рано или поздно переходит в КОЛЛЕКТИВНОЕ управление государством — ОДНО переходит во МНОГОЕ с плюсом. Но всякое государство, как сказал Ленин, несет в себе свое отрицание и сменяется народоуправлением — многое через минус переходит во многое…

— Итак, — подхватил Калугин, — налицо диалектическая фигура превращений с четырьмя переходами и четырьмя противоположными знаками…

— А Маркс, — сорвался с места латыш, — пользовался «квадратом превращений»?

— Разумеется! В «Капитале» противоположности товар и деньги образуют фигуру четырех переходов: Товар — Товар, Товар — Деньги, Деньги — Деньги, Деньги — Товар.

— А Ленин?

— Завещал разрабатывать диалектику со всех сторон.

— Как «со всех»?! — опешил латыш. — И с метафизической?

— Нет! — улыбнулся историк. — Метафизика не сторона диалектики, а ее антипод.

— Я не понимаю, — пожал плечами Семенов. — Калугин борется за точность логики. Что в этом дурного?

— Есть дурное, но с нашей стороны, — ответил Кибер и вперился в секретаря губкома: — В самом деле, Ленин за дальнейшую разработку диалектики, а Пучежский против такой установки; Ленин анализирует аксиому, фигуру, формулу, а Пучежский не признает такой анализ; по Ленину, на первых шагах пропаганды диалектики неизбежны ошибки, а Пучежский исключает какие-либо ошибки. Наш «ортодокс» под видом охраны марксизма отрицает творческий подход к диалектике, в природе которой заложено бесконечное развитие…