Мы провели вместе несколько часов. Скотти рассказывал мне о войне в Испании, в которой он участвовал в качестве комиссара одной из республиканских дивизий. Разговор с ним напомнил мне о суровых испытаниях испанской эпопеи.

Скотти рассказал мне также о партизанской борьбе во Франции, об отдельных ее эпизодах. Он объяснил мне систему организации отрядов фран-тиреров, дал мне ряд советов, как осуществить такую организацию также и у нас, в Турине, и перейти к решительным действиям против врага. Девизом каждого гаписта должны стать слова: сделать невыносимой жизнь немцев и фашистов.

Когда Скотти ушел, я торжественно поклялся себе, что отдам весь свой пыл, все силы, всю смелость, чтобы оказаться на высоте той задачи, выполнение которой он мне поручит. В любую минуту я должен суметь оправдать то доверие, которое мне оказал партия.

Шли дни, а я все ждал. Ждал с нетерпением той минуты, когда смогу начать действовать. До моего приезда туринскими гапистами командовал товарищ Гареми. Он был отважным командиром, воевал в Испании. Он также командовал отрядом партизан фран-тиреров во Франции. После убийства одного из главарей фашистской милиции Гареми был обнаружен и арестован вместе с двумя другими гапистами. Вскоре после ареста он был расстрелян. В лице Гареми партизанское движение потеряло одного из своих лучших бойцов.

После гибели Гареми и двух его товарищей в городе оставалась еще одна группа гапистов. Но несмотря на настойчивые требования командования гарибальдийских бригад начать действовать, у этой группы не хватало решимости вести столь трудную открытую борьбу на улицах Турина. Некоторые члены этой группы были откомандированы в горы, где впоследствии стали прекрасными бойцами и командирами, а оставшиеся в Турине разошлись по домам.

Таким образом, все надо было начинать снова. Трудно было в короткое время найти людей, которые обладали бы качествами, необходимыми для борьбы в условиях города.

Роль, отводимая гапистам, была совершенно ясна. Они должны были идти в авангарде борьбы за национальное освобождение. Их задача состояла в том, чтобы сеять панику и разложение в рядах врага, деморализовывать его. Гаписты должны были смело и непрерывно нападать на немцев и фашистов; они должны были создать условия, благоприятные для того, чтобы поднять на борьбу, мобилизовать народные массы и подтолкнуть их к выступлению против врага.

Через несколько дней, 4 ноября, товарищ Бессоне (Барка), комиссар бригады ГАП, представил мне молодого гаписта Антонио, выросшего в семье антифашистов.

Антонио, на первый взгляд, не произвел на меня впечатление отважного человека. Особенно меня беспокоило то, что он еще никогда в жизни не видал пистолета. Я — в роли командира и этот мальчик — вот и весь наш отряд ГАП!

У нас не было ни службы информации, ни бойцов, ни оружия, ни денег, ни технических средств. Тут было от чего прийти в уныние! Однако я не падаю духом. Нужно действовать, и я действую.

Как раз в эти дни из туринской федерации ИКП мне сообщили о том, что на улице Никола Фабрици живет фельдфебель полиции, по вине которого около семидесяти коммунистов и партизан были угнаны в Германию. Я получаю приказ совершить над ним правосудие.

Я тут же принимаюсь изучать задачу. Сообщаю о ней Антонио, и мы решаем, как лучше провести операцию. Антонио с велосипедом будет ждать меня недалеко от места, выбранного для действия, а я должен буду войти в дом, где живет фельдфебель.

Накануне намеченного дня я встречаюсь с товарищем Леоне и докладываю ему о своем плане.

Операцию подобного рода организовываю и осуществляю впервые: хотя я в течение трех лет участвовал в войне на стороне испанских республиканцев, у меня совершенно нет опыта в этом новом для меня виде борьбы. Уже придя на место, я вдруг обнаруживаю новые, совсем непредвиденные трудности: необходимы смелость, решительность и хладнокровие, и к тому же и некоторая доля дерзости. Собираю всю свою силу воли и заставляю ее одержать верх над всеми остальными чувствами.

Вот я и на месте. 18 часов 30 минут. Улица полна рабочих, выходящих с соседних предприятий, прохожих; тут же играют дети. Каждые две минуты со звоном и грохотом проносятся битком набитые трамваи. Они останавливаются как раз против подъезда дома, в котором живет фашист. Я жду. Медленно прохаживаюсь, внимательно обдумываю то, что мне предстоит совершить, и чувствую, что мне не хватает смелости. Размышляю еще и еще, смотрю на улицу, заполненную народом. Нет, я чувствую, что у меня ничего не получится.

Я должен предупредить Антонио, найти какой-нибудь благовидный предлог, но не признаться ему в своей боязни. Мне надо вернуться домой и отложить дело до завтра. Все это будет легче сделать на следующий день. Завтра. Когда не будет столько народу, когда не будет трамваев и детей. Завтра, когда я наберусь храбрости.

И я продолжал твердить себе: завтра.

Я возвратился домой, когда уже наступила ночь. Мне никак не удавалось уснуть, я хотел, я должен был убедить себя в том, что я гапист, боец, партизан. Завтра я покажу, на что я способен.