В июле санитарные потери составляли около 3500 человек, из них поступили в ЗабВО 2603. В это время в Чите и Улан-Удэ было дополнительно развернуто по 600 коек.

Во второй половине июля и первой половине августа велась подготовка к наступательной операции. Когда она начнется, мы не знали. Как подготовка, так и дата начала операции держались в строгом секрете. 29 августа я получил от начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова указание немедленно направить самолетом 11 хирургов в Иркутск, 11 — в Улан-Удэ и 9 — в Читу. Это неожиданное распоряжение вызвало у меня недоумение и разочарование. Нельзя было допустить даже на секунду мысль о том, что кто-то по незнанию боевой обстановки мог не учесть потребности в дополнительной коечной сети для обеспечения августовской наступательной операции. Для общей координации действий советских войск на Дальнем Востоке с Монгольской народно-революционной армией в Чите находилось фронтовое управление во главе с командармом 2 ранга Г. М. Штерном. В его составе был руководитель медицинской службы военврач 1 ранга С. В. Викторов. Если по какой-то причине была допущена ошибка, то ее можно было исправить. Это мог сделать только аппарат Генерального штаба, располагавший всеми необходимыми данными. 26 августа, на 7-й день наступательной операции, от Г. М. Штерна на имя Б. М. Шапошникова поступило донесение о том, что на 25 августа в госпиталях Забайкальского и Сибирского военных округов оставалось для раненых 1758 свободных коек. С начала наступления появилось более 5000 раненых, не менее 80 % которых были эвакуированы за пределы МНР. В связи с тем что бои продолжаются, хотя и с меньшими потерями, Г. М. Штерн считал необходимым немедленно развернуть в обоих округах госпитали на 3000 мест.

К сожалению, военное и медицинское руководство 57-го особого корпуса (в последующем 1-й армейской группы) рассмотрело только ту часть плана лечебно-эвакуационного обеспечения наступательной операции, которая касалась приема, эвакуации и лечения раненых на территории МНР, упустив из поля зрения территории ЗабВО и СибВО, являвшиеся с лечебно-эвакуационной точки зрения фронтовым тыловым районом армейской группы. В плане медицинского обеспечения операции не определялась потребность в коечной сети для приема раненых на территориях ЗабВО и СибВО до начала операции и не делалось заявок на дополнительное ее развертывание.

29 августа Г. М. Штерн обратился к Б. М. Шапошникову, прося распоряжения развернуть еще 1000 госпитальных коек. Вместе с тем было известно, что медицинская служба ЗабВО очень нуждалась во врачах-специалистах, особенно в хирургах-клиницистах: неоднократно поступали просьбы о присылке хирургов. И это понятно. В то время в Чите не было высшего медицинского учебного заведения. Среди врачей города клинически подготовленных хирургов было немного. Что же касается трудностей и сложностей, которые встречаются при лечении боевых ранений, то тогда я судил о них по результатам лечения больных в хирургической клинике. В связи с этим хочу несколько отвлечься от основного содержания главы.

В бытность слушателем академии мне выпала большая честь проходить специализацию в хирургической клинике, руководимой С. П. Федоровым. Это был знаменитый хирург и блестящий клиницист. Такое счастливое сочетание встречается не так часто. С. П. Федорову принадлежит заслуга в разработке хирургии желчевыводящих путей и урологии. На него, как «короля почек», была возложена задача оперировать С. Орджоникидзе, страдавшего туберкулезом почки. Для этой цели С. П. Федоров со своими ближайшими помощниками по кафедре и своим хирургическим инструментарием приехал из Ленинграда в Москву. Однако и у него в клинике иногда происходили ошибки в диагностике и лечении больных. Приведу два случая. Первый произошел с молодой женщиной. На амбулаторном приеме заместитель начальника кафедры профессор В. И. Добротворский поставил ей диагноз: «хронический аппендицит». С ним она и поступила в клинику. Мне было поручено вести эту больную. После необходимой подготовки я приступил к операции, но, не найдя червеобразного отростка, по приказанию профессора В. И. Добротворского поменялся местами со своим ассистентом, опытным хирургом. Больной был дан общий наркоз, и мой бывший ассистент продолжал операцию, но отростка тоже не нашел, несмотря на произведенное им расширение операционной раны. Операцию был вынужден продолжить сам В. И. Добротворский. Он установил, что у больной не было ни червеобразного отростка, ни нормальной слепой кишки. Установив, что у нее аномалия развития, он приказал нам зашить брюшную полость. Больную через 8–10 дней выписали. Этот случай настолько выбил меня из колеи, что я начал сомневаться в том, смогу ли вообще быть хирургом.

Второй случай был связан с одним из преподавателей кафедры акушерства и гинекологии академии. Больной третий раз находился в больнице с язвой желудка. Лечили его консервативно. Однажды воскресным вечером, работая в больнице имени К. Маркса вместе с Н. Н. Еланским, непосредственно отвечавшим за мою подготовку, я получил вызов из «гнойного» хирургического отделения и вместе с руководителем пошел в клинику. По дороге Еланский рассказал мне о больном. У него был нитевидный пульс вследствие обильного кровотечения. Н. Н. Еланский вызвал донора, взял у него кровь, перелил пациенту и приступил к операции. Еще один хирург и я ему ассистировали. Н. Н. Еланский вскрыл больному под местной анестезией брюшную полость и, сделав регионарную анестезию солнечного сплетения, удалил три четверти желудка. Но язвы в этой его части не оказалось. После этого он приступил к соединению остатка желудка с пищеводом. Во время наложения швов второму ассистенту показалось, что при проколе иглой кардиальной части желудка перед его глазами мелькнула темная точка. Н. Н. Еланский убрал наложенные швы, вывернул оставшуюся часть желудка и обнаружил у самого выхода пищевода язву размером с гривенник с зияющим посередине кровеносным сосудом.

После этого случая закончилась моя карьера будущего хирурга. Я пришел к убеждению, что это не моя профессия. Однако в душе у меня навсегда осталось чувство глубокого уважения к клинической медицине, к клиническому мышлению врача…

Но теперь перед моим воображением стояли не два сложных случая, а события на реке Халхин-Гол с сотнями случаев, да еще в таком разделе клинической медицины, каким является патология боевой огнестрельной травмы, ожогов, контузий и их комбинаций, с чем большинству врачей никогда не приходилось иметь дела. В то же время было ясно, что успех лечения, сведение к минимуму инвалидности и смертельных исходов среди раненых будут прежде всего зависеть от количества хорошо подготовленных и эрудированных хирургов, от их правильной расстановки и сработанности личного состава госпиталей.

На совещании руководителей медицинской службы ЗабВО, на котором присутствовали заместитель наркома здравоохранения РСФСР Л. Г. Вебер и дивизионный врач С. С. Гирголав, были приняты рекомендации, сводившиеся к тому, что читинские госпитали необходимо использовать для лечения тяжелораненых всех категорий с инфекционными осложнениями, а эвакуационные госпитали в Улан-Удэ — главным образом для лечения легкораненых, которые по окончании лечения возвратятся в строй, а в Иркутске — для всех категорий раненых без инфекционных осложнений. В ЭГ, расположенные на территории СибВО, рекомендовалось направлять раненых в челюсти, которым в последующем потребуются пластические операции, с ампутированными конечностями, кому потребуется протезирование, — в Томск, а военнослужащих с проникающими ранениями черепа, требующих дополнительного лечения, а также нуждающихся в восстановительных и пластических операциях, — в Новосибирск. Эти рекомендации были приняты после ознакомления с личным составом, действительными возможностями эвакогоспиталей, развернутых до начала августовской наступательной операции. Однако, как показал ход боев, эти медучреждения составляли меньше половины всех госпиталей, обеспечивавших лечение раненых в августе. После начала операции в ЗабВО и СибВО были дополнительно развернуты госпитали более чем на 6000 коек. В связи с этим направляемые из Читы военно-санитарные поезда нередко переадресовывались в другие города.

Судя по указанию начальника Генерального штаба о немедленном направлении хирургов в Иркутск, Улан-Удэ и Читу, можно было допустить, что он считал такой подход к решению медицинских вопросов нормальным. Но меня, как руководителя ВСУ, беспокоило то, что я не был поставлен в известность о подготовке к операции и не получил приказания представить предложения о мероприятиях по медицинскому обеспечению боевых действий. Прежде всего я в этом усматривал отсутствие достаточного внимания к медицинской службе и должностного понимания трудностей, связанных с формированием госпиталей, их обеспечением врачами-специалистами, хирургическим инструментом, медикаментами, не говоря уже о времени, необходимом для того, чтобы сработался личный состав, собранный из разных мест.