— И правильно сделал, — сухо говорит он и берется за ручку двери.

Я пытаюсь подняться на ноги.

— Я пойду с тобой.

— Нет, если ты собираешься плакать.

Я быстро отворачиваюсь и вытираю руками мокрое лицо.

— Я не буду плакать. Клянусь, не буду.

— Я не хочу, чтобы эта новость распространилась при дворе. Джордж наверняка написал так же и королю. Я не хочу выдвигать обвинения, и тебя не должны видеть плачущей. Ты должна молчать. Постарайся выглядеть спокойной. Тебе придется встречаться с королевой и не показывать своих подозрений. Мы должны вести себя так, словно ни в чем ее не обвиняем.

Я сжимаю зубы и поворачиваюсь к нему.

— Джордж прав, это королева убила мою сестру. — я больше не дрожу и не плачу. — Если обвинения Джорджа правдивы, то она собирается убить и меня. Если это так, то она является моим смертельным врагом, чью еду мы едим и под чьим кровом живем. Смотри — я не обвиняю и не плачу. Но я буду защищаться и заставлю ее заплатить за смерть моей сестры.

— Если это правда, — спокойно говорит Ричард.

Я слышу предостережение в его словах.

— Если это правда, — соглашаюсь я.

Вестминстерский дворец, Лондон, январь 1477

Весть двор носит темно-синий траур по моей сестре, а я стараюсь оставаться в моих покоях как можно дольше. Я не могу видеть королеву. Я уверена, что под ее прекрасной маской скрывается убийца моей сестры. И я боюсь за свою жизнь. Ричард наотрез отказывается что-либо обсуждать, пока мы не встретимся с Джорджем и не узнаем больше. Но он посылает своего верного Джеймса Тиррелла в Миддлхэм с подробными указаниями по охране нашего сына; он соберет сведения о каждом из наших слуг, в особенности тех, кто не был рожден в Йоркшире, и будет следить, чтобы всю пищу Эдуарда пробовали, прежде чем он съест хоть кусочек.

Я приказываю, чтобы мою еду тоже готовили в наших покоях, и ем у себя. Я почти никогда не сижу с королевой. Когда однажды я слышу внезапный стук в дверь, то вскакиваю с кресла; чтобы успокоиться, мне приходится опереться на стол перед камином. Охранник распахивает дверь и объявляет о приезде Джорджа.

Он тоже одет в темно-синее, его лицо бледно и печально. Джордж берет мои руки в свои и целует меня. Когда он выпрямляется, чтобы посмотреть мне в лицо, я вижу слезы в его глазах.

— О, Джордж, — шепчу я.

Вся его самодовольная уверенность испарилась, но похудевший и измученный, он кажется в своем горе еще красивее. Он прислоняется лбом к резному камню над очагом.

— Когда я вижу тебя сейчас, я не могу поверить, что ее с нами нет.

— Она писала мне, что хорошо себя чувствует.

— Так и было, — нетерпеливо отвечает он. — Она была здорова. И так счастлива! И наш ребенок родился таким же красивым, как всегда. Но потом она вдруг внезапно ослабела, слегла, а утром умерла.

— Может, это была лихорадка? — спрашиваю я, отчаянно надеясь, что он скажет «да».

— Ее язык был черным, — говорит он мне.

Я в ужасе смотрю на него: это верный признак отравления.

— Кто мог это сделать?

— Мой врач допросил слуг на кухне. И кроме того, я знаю, что одна из фрейлин Изабель должна была сразу сообщить королеве, родился ли у нас мальчик или девочка.

Из моего горла вырывается тихий стон.

— Это ничего. Я уже несколько месяцев знаю о ней. Наверняка за тобой тоже наблюдают, — говорит он. — Кто-то из слуг или конюших, чтобы предупредить ее, если ты соберешься уехать; кто-то из фрейлин, чтобы подслушать разговоры в твоих личных комнатах. Она шпионила за нами с первого дня, как мы явились ко двору. Она будет следить за тобой так же, как за Изабель. Она не доверяет никому и никогда.

— Эдуард верит моему мужу, — протестую я. — Они любят друг друга и верны братской дружбе.

— А королева?

Он смеется, видя мою растерянность.

— Будешь ли ты говорить с королем? — спрашиваю я. — Будешь ли предъявлять обвинение королеве?

— Думаю, он предложит мне взятку, чтобы купить меня, — говорит Джордж. — Я знаю, что так и будет. Он захочет заткнуть мне рот и убрать с глаз подальше. Он не допустит, чтобы я называл его жену отравительницей, а его детей ублюдками.

— Тише, — говорю я, поглядывая на дверь.

Мы подходим к камину и склоняемся голова к голове, как заговорщики; наши слова улетают в трубу вместе с серым дымом.

— Я не могу говорить с Эдуардом, иначе он уберет меня.

Я вздрагиваю.

— Что он сделает? Он ведь не может арестовать тебя?

Улыбка Джорджа больше похожа на гримасу.

— Он прикажет мне жениться снова, — предсказывает он. — Именно это он и замышляет. Он отправит меня в Бургундию, чтобы женить на Марии Бургундской. Ее отец умер, а наша сестра Маргарет предложила этот брак. Мэри приходится ей падчерицей, она вполне может выйти замуж за меня. Эдуард видит в этом способ выдворить меня из страны.