Шрифт:
Ягупкин, находясь на содержании японской Военной миссии, не расставался с надеждой вернуться под Иркутск, на свою спичечную фабрику. Вернуться с помощью японцев. Изо всех сил старался оказать им помощь. Он полагал себя по-прежнему владельцем предприятия. При встрече с ним, как думалось сотнику, люди должны снимать шапки и кланяться по исстари заведённому на Руси порядку. Хозяину положено идти прямо, а работнику — с согнутой спиной. У Никиты Поликарповича это от родителя — любил тот подчинять других! Слабый обречён преклоняться перед сильным. Сотник мял многих белоэмигрантов, как гончар мнёт глину: доступ к японским иенам позволял! Но и сам ходил перед японцами с поклонной головой, сгорая от унижения и копя желчь… Его сила в силе шести японских армий, готовых пересечь советскую границу. Презрительно думая о своих попечителях, как мыслит содержанка о своём покровителе, ластясь и ненавидя его за сытость и значительность, в чём отказано ей судьбой, Никита Поликарпович из шкуры лез, чтобы услужить капитану Тачибана.
Скопцева он приметил ещё в походе на Борзю, в далёком двадцатом. Пронырливый, услужливый кавалерист. Отец его вёл торговлю по сёлам и улусам Бурятии, связан был с купцами Иркутска. Воинские поселения снабжал чаем и сахаром, крупой и мукой. Маркитан имел капитальные лабазы колониальных товаров в Троицкосавске. Потеря всего этого сразила Скопцева-младшего: налился злобой к новой России. Научился рубить головы, как лозу на учебном манеже. Крест наложить с правого на левое плечо — вся просвещённость торгаша, а туда же — борец за неделимую Россию и царя-батюшку!
Ягупкин сознавал, что рискует, посылая прихрамывающего Скопцева в маршрутную разведку. Казака могут опознать запросто! И привлекательность немалая: знает местность, глухую тайгу, прибайкальские нравы. «Рекомендовал Скопцева обоснованно!» — Никита Поликарпович ещё и ещё раз прикидывал в уме своё представление Шепунову и Тачибана. И вновь в памяти вспыхивала сцена разговора у Тачибана: японец обнаглел до того, что решился отправить его, сотника, как рядового, как нижнего чина, в разведку!.. И хвалил себя за успешное отражение атаки зарвавшегося желтолицего самурая!
— Проходи, казак! — Ягупкин привстал за столиком. — Хочешь кваску?
— От кваса меня мутит! — Скопцев пересёк зальцо, заметно припадая на правую ногу. В бою под Селенгинском слетел с подбитого коня на полном скаку — повредил ступню. Жилы срослись и кость вроде стала на место — ходить не мешает, но хромота пометила до края жизни.
— Чего щёки провалились? — Ягупкин пристально рассматривал казака в хилом свете.
Скопцев скривил губы в ухмылке:
— Милашка замордовала!
— Кобели-на! Вот накажу отсылкой, куда и волк не ходит!
— Завсегда рад, ваше благородие! — Платон Артамонович уставил на сотника спрашивающий взгляд.
Никита Поликарпович причесал свои чёрные волосы, долил в кружку квасу из графина.
— Если прогуляться к большевикам?
Платон Артамонович, кинув ногу на ногу, поинтересовался:
— Далеко?
— Загадывать трудно. Есть слушок, красные перебрасывают части от границы вглубь Бурятии. Учесть бы, а?
— Ваши деньги — мои ноги, уши и глаза!
— По наводке, возле твоей деревни появились солдаты с чёрными кантами. Чего они там забыли?
— За риск многонько запрошу.
— Пироги ещё в квашне, а у тебя уж слюни текут!
— Когда?
— Скажу! А пока — рот на клямку! Наказание меньше смерти у нас не бывает!
— Само собой, ваше благородие! — Скопцев представил себе путь на ту сторону. Пугался он не пограничной полосы. Большевики повернули на свой лад людей. Даже в разговоре можно засветить себя. Тамошние русские судят обо всем заинтересованно, будто бы весь мир им подвластен и они за него в ответе. В прошлую «ходку» он заночевал в таёжной деревне. Собрались в избу мужики, калякают. Ну, какое им дело было до Испании?! Да и где такая страна? У чертей на куличках! Нет же, колхозники переживали так, словно соседский дом горит и пожар грозит перекинуться на их усадьбу.
— Мне докладывали, что Иван Кузовчиков имеет родню в какой-то деревне или улусе под Верхнеудинском? Не помнишь?
Скопцев отрицательно помотал рыжей головой, иронизируя про себя: «Хитришь, господин Ягупкин! Всё-то тебе известно о каждом из нас».
— Не знаешь — и спросу нет. Настраивайся, казак, в поход! — Ягупкин потёр свой узенький лоб.
— А сколько положите?
— На малые расходы хватит. — Ягупкин потрогал ладонью графин с квасом. — Нагрелся — вкус пропал!
— Договоримся, сотник, на этом берегу! — настаивал Скопцев.
Ягупкин заморгал глазками, недовольно покрутил головой.
— Не понесёшь гоби на ту сторону!
— Моё дело, господин сотник! — с наигранным куражом говорил Скопцев, — Может, жениться нацелился!
— Ты что, выпил лишку? — Ягупкин сузил колючие глаза. — Вернёшься на коне — твои три тысячи гоби.
— Не-е… В зачуханном кабаке на них никто не глянет — три тысячи мусора! Только за иены!
Ягупкин откинулся на спинку стула и ещё чаще заморгал.
— Во-он как заговорил! Жениться. Рабочим заделался. Может, советский паспорт получил?