Шрифт:
— Ну, бувайте! — Бакенщик, косолапо шагая, скрылся в береговых зарослях.
Вязанку едва поднял на плечи Фёдоров — гнулся под тяжестью коромыслом. Ступал аккуратно, чтобы не раструсить ношу.
Маргарита Павловна работала поломойкой на железнодорожном вокзале — имела время после обеда. Она помогала Фёдорову таскать вязанки по крутому откосу к усадьбе.
За три рейса свозили весь запас с острова.
— Заводной ты, паря! — Маргарита Павловна принимала от Фёдорова и забрасывала вилами на чердак порцию за порцией пахучее сено.
— Руки работы просят, хозяюшка. — На длинных ногах Семён Макарович дотягивался почти до дверец сеновала.
— Чё там полошишься, Петьча? — совсем по-забайкальски покрикивал Фёдоров на зазевавшегося Заиграева.
— Не гони, дядя! — с задиристостью отзывался подросток.
— Первейшее дело — по вёдру запастись на зиму! — Семён Макарович подгребал остатки сена у сараюшки. — Бывало, с отцом с зари до зари отдавали сенокосу. Стожки наши на Кондурче выгодно отличались: сбитые, уплотненные, прикрытые сверху жердинами. Не хвалюсь: пасхальными яичками, поставленными на попа, смотрелись! Дожди не пробивали, под вьюгами не лохматились. Стожар высокий, подстилка из тальника — не гнило от сырой земли.
— Судьба тебе, Макарыч, быть пахарем, а не офицером! — Маргарита Павловна была довольна: одной заботой меньше.
Сеном набили чердак плотно. Во дворе запахло полынком, сухой травой. Щенок вертелся под ногами, цапая Фёдорова за сапоги. Найда тревожно вострила уши, присматривая за своим несмышлёнышем. Ямануха Майка подбирала клочки сена. Хозяйка отпугивала её, но коза вновь и вновь нарушала запрет.
— Признаюсь, Павловна, не переношу козьего молока! — Фёдоров принялся подметать двор измызганной метлой. — Прёт от него козлом!
— Привычка ко всему надобна. — Маргарита Павловна, считая дело сделанным, положила грабли на колышки, вбитые в стенку хлевка. — Чекушка не помешает с устатку? Как ты, Макарыч?
— Как дважды два — восемь! — Фёдоров поднял обе руки «за». Он чувствовал усталость, но на душе было легко. Рукавом вытирал потное лицо.
— Сгоношим, Макарыч! Может, Грушу кликнем?
— Само собой — лодка-то её. Петьку б чем-ничем побаловать.
— Мал ещё! — отрезала хозяйка. — Привыкать к делу без подношений — свято!
— Как прикажете, командир! — Фёдоров расчесал свой чуб деревянным гребнем.
Застолье удалось на славу. У Маргариты Павловны нашёлся «спасовского» улова малосольный омуль. Картошка с песчаного бугра — искристая! Зеленоватые помидоры со своего огорода. Заиграева принесла рыбу холодного копчения с прошлогодней путины. Довершение — «гусиха» с бражкой. Пенистая, с горчинкой. Пришёлся кстати и офицерский доппаёк Фёдорова. Женщин насмешил Фёдоров, принюхивающийся к омулю. Брезгливо сморщился.
— Или я порядочная бестолочь, или рыба порченая!
— С душком омуль-то, Макарыч! — Маргарита Павловна хохотала во всё горло. — Нарочно приквашиваем — особенный скус!
Семён Макарович вновь пожевал дольку рыбы. Прижмурился, почмокал и тоже рассмеялся.
— Живы будем — фиг помрём!
Говорили о войне, предстоящей зиме, о скорой страде Прибайкалья — покатит на нерест омуль. Агриппина Петровна Заиграева, широкоскулая, с обветренным лицом женщина сорока пяти лет, сетовала на строптивость Петьки, загадывала его будущее. А потом запела приятным голосом о неразделённой любви. Сильным сопрано подпевала Маргарита Павловна.
Где эти лунные ночи? Где это пел соловей? Где эти карие очи? Кто их ласкает теперь?Солдатки-вдовы выплакивали в песне своё неизбывное одиночество, свою печаль-кручину, как молитву:
Под окном черемушка колышется, Распускает лепестки свои. За рекой знакомый голос слышится Да поют всю ночку соловьи…Окно на речку было распахнуто. Слаженные голоса эхом прокатывались на Селенге. Полная луна заглядывала в избу. Ветер сквозь створки наносил запахи заречных трав и плеск о берег близкой воды…
— Душевное спасибо, дорогие женщины, за хорошие песни! — Фёдоров растроганно озирал соседок.
— Какая жизнь, какая думка — такая и песня! — Маргарита Павловна перевернула кружку на блюдечке.
— Не зря говорят, что только первую песенку, зардевшись, поют, а потом — в слезах, — поднялась Заиграева. — У меня, поди, изба пошла по горнице, а сени — по полатям!
— Агриппина Петровна, в Доме Красной Армии новый фильм для военных. Позвольте взять с собой Петьку вашего?
— Неслух! А-а, пусть его!