Долю секунды богач стоял как громом пораженный, а затем принялся кричать:

— Я разорен, я погиб!

Тем временем факир растворился в темноте. Крестьяне хорошо знали этого факира и были готовы к тому, что он выкинет что-нибудь совершенно безумное. Они сказали богачу:

— Мы вас предупреждали, что этот человек может дать ответ на абсурдный вопрос.

— Что?! И это его ответ? — орал богач. — Ловите его!

Поднялся переполох. Крестьяне бросились в погоню, вслед за ними потрусил и богач. Но факир хорошо знал деревню и, петляя по задворкам, скрылся от преследователей. Спустя некоторое время он вернулся к дереву, под которым сидел раньше, бросил котомку на землю и спрятался за ствол дерева. Вскоре, пыхтя и отдуваясь, туда прибежал богач. Увидев свою котомку, он схватил ее, бессвязно приговаривая:

— Большое спасибо, огромное спасибо!

— Ну что, почувствовал себя счастливым? — спросил его факир из-за дерева.

— Да, конечно, — отвечал богач. — Я на седьмом небе от счастья.

— Тогда садись на лошадь и убирайся прочь! — велел ему факир.

Мы не ценим то, что имеем, пока этого не потеряем. И весь наш земной путь усеян потерями того, что мы должны обрести. Пока не потеряешь, не поймешь, чем обладал. Когда теряешь, приходится искать. И в тот день, когда ты находишь утерянное, тебе остается только пить чай и смеяться.

Когда три китайских мистика достигли просветления, они принялись бродить по деревне и смеяться. К ним обращались с вопросами, а они смеялись. Один смеялся, второй смеялся, все трое смеялись. Своим смехом они заразили всю деревню, люди собирались на перекрестках и тоже смеялись. Мистиков спрашивали: «Почему вы смеетесь?» Они смотрели друг на друга и смеялись, и волна смеха катилась все дальше. Эта троица прославилась на весь Китай как Трое смеющихся святых. После их смерти нашли написанную ими записку с такими словами: «Мы смеемся над собой, ибо то, что мы искали, у нас уже было. И мы смеемся над вами, ибо то, что вы ищете, у вас уже есть».

Четыре дня я рассказывал вам о девяти сутрах. И я делал это не для того, чтобы обогатить вас знаниями, не для того, чтобы сделать вас более образованными. Вы и так уже достаточно образованны — все вы. Прибавив еще толику к горам ваших знаний, которые копились многие жизни, ничего не добьешься. И потому я рассказывал вам о них не для того, чтобы пополнить ваши знания, а для того, чтобы забрать их у вас. Я говорил не для того, чтобы вы могли усвоить некие догмы и впасть в зависимость от них. Вы уже вооружены множеством догм и знанием священных текстов, и, если бы они могли вас спасти, вы, наверное, уже были бы спасены. Зависимость от моих слов также не принесет вам спасения. Все догмы, все тексты, все слова становятся бременем, которое человек носит в своей голове. Они топят его. Так что я говорил не для того, чтобы вы стали зависимы от моих слов. Я говорил, чтобы вы осознали свою беспомощность.

И еще, я говорил о сутрах вовсе не потому, что думаю, будто вы способны понять мои слова. Я вовсе так не считаю; у меня и в мыслях нет подобных глупостей. Если бы вы могли что-то понять, просто выслушав меня, все было бы куда проще. Один-единственный человек давно уже мог бы все вам растолковать, и тогда весь мир наполнился бы мудрецами. Но выбился из сил и умер Будда, выбился из сил и умер Кришна, выбился из сил и умер Иисус, выбился из сил и умер Махавира, а невежество, царящее в мире, ничуть не уменьшилось. Вот почему я не думаю, что понимание слов может что-нибудь изменить. Тогда зачем я вам все это рассказывал? По одной причине: если вы хоть на секунду усомнитесь в своем уме, если в вас зародится хоть малейшее сомнение, этого будет достаточно.

Я хочу, чтобы вы осознали: простого понимания слов недостаточно. Необходимо кое-что другое. Если вы будете жить, просто понимая смысл слов, ничего не произойдет. Невежество будет подавлено, но не исчезнет. Просто «знать» о чем-то недостаточно. Так что вам придется что-то делать. Вы не добьетесь подлинного понимания, если будете сидеть сложа руки. Понимать, что ты, кажется, что-то понял, и при этом бездействовать — самообман. Фальшивые монеты могут ввести в заблуждение, ведь они выглядят как настоящие. И я говорю с вами об этом, чтобы вы могли встать на путь делания, на путь действий. Даже если вы продвинетесь на сантиметр, это лучше, чем тысяча метров размышлений. Даже самое крохотное действие лучше горы знаний — ведь знание размером с огромную гору не спасает там, где достаточно даже грамма практического опыта. Так что именно делание и все, что познается путем делания, становится той лодкой, которая позволяет переправиться через бурный поток. Все, что вы узнали, слушая кого-то, читая и размышляя, тоже становится лодкой, но похожей скорее на бумажный кораблик. Ее, конечно, можно опустить в реку, но не стоит забираться в нее самому — если такая идея придет кому-нибудь в голову, он не только не переправится на другой берег, но и вовсе утонет.

Все мы сидим в таких бумажных корабликах. У них много названий: один называется Коран, другой — Библия, третий — Веды, есть еще множество других. И все это — бумажные кораблики, набор букв, напечатанных на листах бумаги. Если вы хотите отыскать Божественное, вам следует погрузиться в энергию жизни. Только там вы найдете Гиту не в виде бумажного кораблика, только там вы отыщете Коран, который не назовешь бумажным корабликом, только там настоящие, сделанные из Божественного Веды, а не их подобие в виде бумажного кораблика. И потому я говорил с вами о сутрах в надежде дать вам хорошего пинка, который поможет вам наконец-то отправиться в путь.

Я благодарен вам за то, что выслушали меня с такой любовью и вниманием. В завершение я преклоняюсь перед Божественным, которое пребывает в каждом из вас. Пожалуйста, примите мои уверения в глубочайшем уважении.

17 октября 1970 года. Индия, Пуна, фабрика Сангви

Мои дорогие, в прошлом году на Всемирной конференции биологов президент Британского института биологии сэр Фредерик Боден сделал одно заявление, с которого я хотел бы начать сегодняшнюю беседу. Значимость этого заявления трудно переоценить. Боден сказал, что процесс эволюции человека состоит не в том, что у человеческих особей появляется нечто новое; напротив, исчезают некоторые свойства, присущие им ранее и мешавшие их развитию.