Так какой из аргументов более верный?

Рулетка. Предугадать тут ничего было нельзя. Только ждать.

Почти обрадованный подобным итогом собственных размышлений, Малярийкин решил оставить аналитику на время в сторону и непосредственно вступить в бой. Как показывала практика на прошлой локации, использование «Мамонта» не в качестве командного пункта, а в качестве обычной «строевой» машины, было обычно крайне эффективным. Недаром его танк являлся самым дорогим! Хоть как то это должно было оправдаться.

Интересно, подумал Малярийкин, а где сам Шапронов? Блестящим финалом массовой схватки по идее должен был стать бой между лидерами команд — малярийкиновским «Мамонтом» и машиной командора Шапронова (интересно, на чём он?). Однако в действительности всё выходило не так. Очевидно, что как и Малярийкин, командор разделил свой отряд на две части. Одна из них атаковала Малярийкина в поле, а вторая оставалась в качестве резерва. Малярийкин непосредственно ввязался в бой во главе своего обороняющегося отряда, активно способствуя общей победе своим самым сильным корпусом в команде. А вот командор Шапронов, напротив, остался вместе с резервом, делая на время бесполезным уникальные возможности элитного корпуса. Если конечно, он был на элитном корпусе, а не на быстроногом васпе, что также считалось приемлемым для командира игровой команды. И даже — хорошим вкусом.

Отвернувшись от фронтального экрана, Малярийкин внимательнее вгляделся в прицельный монитор. Если раньше его интересовала больше общая композиция, то ныне, перед вступлением в индивидуальный бой, привлекали детали. Шапроновские танки двигались «кучками». Впереди или в центре этих «кучек» ползли прокачанные до М3 Викинги или иные относительно мощные машины. Сзади и по бокам «кучек» — разнообразное и разномастное зверье поменьше.

Неожиданно Малярийкин услышал, как без всякой команды заработал его собственный автоматический гранатомёт. Робот-прибор, управляющий навесным гранатомётом и закрепленный на «Мамонте» на вершине башни работал самостоятельно, без участия пилота. Малярийкин мог дать команду «спать» (например, если «Мамонт» сидел в засаде), или «работать» (в случае открытого боестолкновения). В настоящий момент робот-гранотомёт действовал в режиме «работать», активированном Малярийкиным для навесного компьютеризированного вооружения ещё в самом начале боя. Цели гранатомёт-робот автоматически выбирал себе сам. Крупным машинам вреда он причинить не мог, потому мишенями для потока гранат становились в основном дешевые старые корпуса вроде васпа, на котором в первый раз выступал Малярийкин в отборочном бою с нубами, и которым тогда очень гордился. Обладая «Мамонтом» на васпы просто не следовало обращать внимания — их по ходу дела, словно мелких надоёдливых насекомых уничтожал робот, орудующий самым слабым типом навесного вооружения дорогой боевой машины.

Малиновые трассы гранотомёта потянулись к лавине массивных Хантеров, летели мимо них прямо в густую мешанину устаревших корпусов, следовавших за их спинами в клубах густой пыли и сизого дыма. Загрохотала спаренная пушка. Ей также управлял самонаводящийся робот. Спаренная пушка предназначалась для корпусов чуть мощнее. И также — абсолютно не требовала участия пилота Мамонта в разделке «мелочёвки». Трассы спаренной пушки шли ниже малиновых линий гранатомёта, почти над самой землёй. Выходило, что Малярийкин учатвовал в бою даже не целясь и не нажимая гашетку …

Наконец, обе атакующие танковые линии — малярийкиновская и шапроновская как бы столкнулись друг с другом. Таранов как таковых не было. Как и прямых столкновений, объездных маневров, противостояний вплотную и иных видов физического соприкосновения корпусами. Обе линии встали друг напротив друга на расстоянии метров в сто (непрерывно маневрируя вдоль фронта отдельными корпусами) и принялись долбить друг друга выстрелами практически в упор. Тут игра шла на нервы. Чтобы нормально прицелиться требовались секунды. Но когда в тебя целится враг, секунды скользят слишком быстро.

То тут, то там среди вражеских коробок взлетали огненные языки — это горели подбитые машины. А над гремящим, лязгающим полем ни ветерка, ни единого дуновения. Пыль и дым буквально висели гигантскими малахаями над танками Малярийкина и его противников. В коробке становилось невмоготу. От жара стрельбы броня нагревалась, кондёр и вентиляция не справлялись, дым и копоть царапали горло и ноздри.

Неожиданно раздался оглушительный звон, танк встряхнуло. Малярийкину показалось, что бронированная машина даже качнулась назад. В ушах резануло, словно раскаленной иглой. В «Мамонт» угодил снаряд, но к счастью, броня выдержала удар.

Выдвинув одну из видеокамер, Малярийкин осмотрел место попадания: снаряд «боднул» наклонный лист брони, срикошетировал, зацепил выступ орудийной маски и ушёл в небо. Вокруг по-прежнему гремел бой. Шла настоящая дуэль танков и людей. Ни артиллерии, ни авиации в игровой локации, конечно же, не было. Танки противостояли друг другу на протяжении нескольких километров. И выбивали друг друга судя по турнирной таблице со страшной скоростью. С обеих сторон боевых машин уже выбыла почти сотня!

Уже сто десять.

Сто восемьдесят.

Вот и двести!

Подобная скорость выбывания коробок довольно легко объяснялась — враги расстреливали друг друга почти в упор. В кровавой мешанине и в хаосе взаимного обмена ударами на короткой дистанции преимущество как ни странно теперь приобрели малярийкиновцы. Их оружие, менее дальнобойное, менее точное, но более мощное разило противников наповал, выщелкивая с поля словно орешки. Малярийкин пожалел, что отправил вторую цепь на охват флангов. Возможно, если бы сейчас вторая цепь была здесь — схватка бы уже завершилась. Двукратное численное преимущество шапроновской команды не позволяло даже при тотальном превосходстве в огневой мощи на короткой дистанции одержать быструю и фиксированную победу. Но сражались обе команды перед лицом Малярийкина как минимум на равных. Число подбитых с обоих танков было почти одинаковым. Более того, был даже небольшой перевес!