— Ну, это ничего, — сказал дед. — Григорий Сковорода тоже турист был.

— Точно, — улыбнулся диверсант. — Вот и я по его примеру… Институт закончил, последние каникулы перед работой… Решил по Украине немного походить.

— Правильно! — одобрительно кивнул дед Коцюба. — А то у нас кое-кто сразу за границу норовит, в джунгли, в прерии… А в шевченковских, гоголевских местах, куда люди со всего света приезжают, сроду и не был.

— Вот-вот, — поддакнул диверсант.

— Хитрый, змеюка! — прошептал Сашка Цыган. Марусик и Журавль молча кивнули.

— Медку хочешь? — ласково спросил дед Коцюба.

— Спасибо.

— Попробуй сначала, потом благодарить будешь, — дед взял с завалинки пузатенький горшок и протянул диверсанту.

Марусик вздохнул.

Несколько дней назад в перерыве между боями дед и их угостил медом. Воспоминания про это угощение были такие сладкие, что ребята дружно сглотнули слюну.

— Нектар! Амброзия! Вкуснота! — восторженно восклицал диверсант, пробуя мед. — Спасибо! Спасибо!..

— Не меня — пчел благодари. И липы эти. И землю нашу.

— Да-да… Земля наша… — незнакомец мечтательно вздохнул. — Лучшей нет в мире…

— Правильно.

— Только что-то не людно тут у вас.

— Да-а… — теперь уже дед вздохнул. — Здесь, считай, я один только и остался.

— Один? Совсем?

— Ага…

«Эх, и зачем это дед говорит? — с досадой подумал Марусик. — А если это действительно плохой человек? И что-то замыслил недоброе. Никто и крика деда не услышит…»

— А из родни у вас — что, нет никого? — дальше расспрашивал диверсант.

— Почему это? Двое сыновей, дочка, внуков пять, еще и правнуков двое… Жена, правда, умерла, — вздохнул дед. — В позапрошлом году. Царство ей небесное.

— И где же дети, внуки?

— Один сын на флоте слышит. Первый помощник капитана. Дочка в Виннице замужем, бабуся уже. А второй сын, самый младший, в Киеве. В рабочий класс перешел. На «Арсенале» работает… Внучка, дочка его, Галочка, медсестра в больнице.

— А почему же они вас к себе не заберут?

— Что я, сундук, чтобы меня забирать?

— Ну, вам же тут одиноко одному. Да и тяжело же, наверно.

— Пробовал я. Не выдерживаю. Домой, сюда вот тянет. Не могу. Почти же восемьдесят лет… за вычетом войны, фронта проработал вот здесь, на этой земле. Только в позапрошлом году, как бабы не стало, перешел на пенсию. А то все при деле, в колхозе.

— И кем же вы работали?

— Да кем же… Колхозником.

— Рядовым?

— Рядовым. Хлеборобом. А хлеб именно и растят.

— И так всю жизнь?

— Всю жизнь. И тут…

Ребята сначала услышали, а уже потом увидели ее — черноволосую зеленоглазую девушку, которая порывисто ворвалась неведомо откуда во двор деда Коцюбы. И все трое, словно по команде, улыбнулись.

— Здравствуйте, дедушка! — сказала девушка и лишь потом увидела незнакомца. — Ой! Здравствуйте!

— Здравствуйте! Здравствуйте! — с интересом глянул тот на девушку. Но она на него уже не смотрела.

— Дедушка! Тут моих комсомольцев не было?

— Которых?

— Ну… Клавы, Васьки…

— Да что-то не видел. А что такое?

— Да взносы собрать не могу. Никак не встречу…

«Мы! Мы видели! Вон там в роще целуются твои комсомольцы!» — очень хотелось закричать ребятам. Но они, конечно, не закричали.

— Жалко, что вы, дедушка, не комсомолец. Я бы хоть с вас взносы собрала.

— А что — давай, — улыбнулся дед. — Сколько тебе?

— Да я шучу. Наоборот. Может, вам что надо? Так я… Вы не стесняйтесь. Это же наша комсомольская обязанность — помогать пенсионерам.

— Спасибо, дочка. Не нужно мне ничего. Все у меня есть. Да что такому деду и надо? Лучше я тебя медом угощу. — Он взял с завалинки еще один пузатый горшок. (Там их стояло несколько, словно специально для угощения). — Держи! Пусть это будет мой комсомольский взнос.

— Вот так вот! Вместо того, чтобы я вам, вы мне…

— А куда же мне его? На базар же в Киев не повезу. Для людей и держу.

— Ну, благодарю… Можно, я вас поцелую?

— Давай! — шутливо махнул рукою дед.

— От имени комсомольской организации колхоза! — девушка обняла и звонко поцеловала деда в щеку.