Сионизм остается последним осколком идеологий XX века, адепты которых провозглашали необходимость радикальных и массовых изменений. Бен-Гурион восхищался Лениным и Октябрем: «…великой революцией, исконной революцией, которая была призвана с корнем вырвать существующую действительность, сокрушить ее опоры, камня на камне не оставить от этого упадочного и прогнившего общества» [107] .

Сионизм ставит перед набожными сторонниками еврейской традиции целый ряд серьезных вопросов. Как следует понимать возвращение евреев в Страну Израиля перед пришествием Мессии? Означает ли это возвращение конец уникальности еврейской истории и ее метафизического значения? Является ли покорность практическим приспособлением к условиям политического безвластия или же религиозным принципом, выработанным основателями раввинистического иудейства? Каковы истинные цели сионистов? Направлен ли их бунт исключительно против политической пассивности евреев или же они стремятся полностью уничтожить иудейство, то есть в корне подорвать религиозную традицию, которая, на их взгляд, является причиной покорности евреев и их политического бездействия?

Идеи сионизма находят отклик у евреев лишь к концу XIX века. Историки подчеркивают, что первыми идеологами движения являлись ассимилированные евреи.

«Они не вышли из традиционного, религиозного окружения. Все они – «продукт» европейского образования и современных им идей европейской интеллигенции. Они не были отягощены ни экономическими, ни религиозными трудностями… жаждали самоопределения, подлинности, освобождения в терминах европейской культуры Нового времени и своего недавно пробудившегося национального самосознания» [108] .

Сколь бы жестоким ни было преследование евреев в предыдущие столетия, сионизм не мог зародиться до Французской революции [109] . Многие евреи Центральной Европы ощущали на себе антисемитизм, даже если они давно уже не соблюдали заповедей Торы и были слабо знакомы с нормативными аспектами иудейства. Согласно духу времени отдалившись от религии и отойдя от еврейства, они тем не менее чувствовали себя униженными из-за некоторого неприятия их европейским обществом.

Эту своеобразную обиду не смог бы понять нееврей, будь он французом или немцем: она имела чисто психологическую, а не экономическую или физическую природу. Обиду эту испытывала лишь небольшая группа евреев, безуспешно пытавшихся войти в светское общество. Иными словами, «сионизм был изобретением ассимилированных интеллектуалов, “интеллигентской партии”, открестившейся от раввинов, мечтавшей идти в ногу с современностью и сбивавшейся с ног в поисках лекарства от своей хандры» [110] . Сионизм вселял надежду, что на смену ущербной частичной ассимиляции придет широкая коллективная «нормализация» еврейского народа. Почти никто из ассимилированных евреев не оспаривал саму идею ассимиляции, которая оставалась для них бесспорным признаком прогресса. Некоторые выбрали переход в христианство, поодиночке или, как в 1893 году предлагал Герцль, коллективно [111] .

Отметим, что личные обиды при всей их остроте никак не могли вызвать к жизни движение масс. Подобный процесс мог получить развитие лишь там, где, с одной стороны, существовала систематическая дискриминация евреев и, с другой стороны, политическая воля к сопротивлению. Поэтому истинной колыбелью практического сионизма стала Восточная Европа, в особенности – Российская империя, из которой вышли почти все сионистские и израильские лидеры. Русские евреи не были единственными, кто в связи с преследованиями обратился к сионизму. После прихода Гитлера к власти многие немецкие евреи, до того безразлично или даже враждебно относившиеся к сионистской идеологии, задумались об эмиграции в Палестину [112] .

Появление сионизма поднимает вопрос о правомерности еврейского национализма и вообще любых специфически еврейских политических и военных действий. Притязание Теодора Герцля – основателя политического сионизма – на роль представителя евреев всего мира раздражало как раввинов, так и благополучных евреев-буржуа. Однако подобные притязания были в духе того времени: большевики – небольшая группа интеллигентов – объявили себя представителями всего рабочего класса. В ту пору в Европе возникало огромное количество групп, считавших себя революционным авангардом, овладевшим объективными законами истории. Это позволяло им выступать от имени «широких масс», которые зачастую оставались безразличными, а подчас и враждебными по отношению к такой деятельности.

По мнению большинства сионистов евреи, использовали религию как средство осуществления своей «воли к жизни». Иными словами, иудейство считалось не более чем методом выживания нации. С этой точки зрения Тора дарована в основном для сохранения народного единства. Однако, вернувшись в свою страну, евреи больше не нуждаются в заповедях Торы, так как нового самосознания, сформировавшегося в Стране Израиля, будет достаточно для поддержания этого единства [113] . Такое объяснение, как и термин «воля к жизни», заимствованы у европейских сторонников этнического национализма, настаивавших на праве народов, разбросанных по Российской и Австро-Венгерской империям, на самоопределение. Понятие «сила воли» часто всплывает в толкованиях истории сионизма, которую некоторые считают исключительной, не поддающейся обычному социально-политическому анализу [114] .

По сути, сионизм являлся скорее вызовом либерализму, нежели реакцией на царящий вокруг антисемитизм. Либеральное общество всегда привлекало евреев. Хотя в мире действует огромное количество программ поддержки алии, лишь немногие немногие жители развитых демократических стран стремятся переезжать в Израиль. Куда больше израильтян ежегодно покидает страну, называемую еврейским государством, предпочитая ему страны либеральной демократии. Чтобы рассеять любые сомнения по этому поводу, достаточно взглянуть на данные по миграции в Израиль и из Израиля [115] . Поэтому сионисты должны постоянно повторять, что жить настоящей еврейской жизнью за пределами Израиля невозможно, хотя многие их них продолжают жить именно за его пределами. Они следуют логике христианских основоположников сионизма, предупреждавших, что эмансипация* угрожает существованию «еврейской национальности», необходимой для реализации их собственных планов сосредоточения евреев в Святой земле [116] .