— Луна… Сломает третью печать… Он придёт на старое место и откроет дверь… Ты умрёшь…

Рука безжизненно упала. Веки даже не дрогнули. По лицу бродяги начала расползаться зеленоватая бледность. Запищал аппарат на тумбочке. Завотделением бросился к бродяге, затем резко ударил по кнопке вызова сестры. Всё мигом закрутилось — забегали врачи, медсёстры. Инъекции. Массаж.

— Пульс сто сорок. Слабеет. Судорога, — крикнул завотделением, давя больному на грудь, потом поднял глаза на меня: — Да выйдите отсюда!

Минут через десять он появился из палаты.

— Будет жить твой душегуб, товарищ сыщик, — ухмыльнулся он и похлопал меня по плечу…

Отъехав от медцентра, я остановил машину у городского парка. Там было пустынно. Я хлопнул дверцей, подошёл к ажурной беседке, оставшейся с тех времён, как здесь было богатое поместье, опёрся о перила. Я смотрел на город. К моей ненависти теперь примешивался страх. Я боялся города. До дрожи. До паники.

Ветер всё крепчал. Низкие тучи бешено неслись по небу. На миг мне показалось, что огромный смерч засасывает город. Галлюцинация?

Я вернулся в машину и упал на сиденье, провёл ладонью по покрытому испариной лбу. Ладно, очнись, майор, надо работать!.. Я набрал на рации код частоты дежурного по городу. Из динамика донеслось:

— Буран (позывной дежурного) вызывает машины АП-3 и АП-8. Срочно. Восьмой микрорайон, улица Рылеева, восемнадцать. Вооружённое сопротивление. Перекройте район со стороны Васильевской и Плещеева.

— АП-3 понял.

— АП-8 на связи. Выдвигаемся.

— Буран, ответь Астре-1, — произнёс я в микрофон.

— Буран слушает.

— Что случилось?

— Какой-то псих зарубил топором сожительницу, забаррикадировался с ружьём и открыл стрельбу. Район оцеплен, группу спецназа я направил.

— Понял. Выдвигаюсь туда.

Мигалка на крышу. Понеслись. Другой конец города. Быстрее будет по набережной — там почти нет светофоров…

Через двадцать минут я сворачивал с набережной у кинотеатра «Орион». Вот и микрорайон. Здесь поворот. Улица Рылеева передо мной — крошечные наделы земли с деревянными и кирпичными домиками. Новостройки сюда ещё не добрались и, видать, уже не доберутся — кто сейчас что строит? На улице стояло несколько автомашин: милицейские «УАЗики», «Жигули», «скорая».

Сновали санитары, милиционеры. У столба курил шкафообразный Егорыч — командир отряда спецназа. Зелёный бронежилет делал его ещё больше. В руке он держал «сферу» — шлем с пуленепробиваемым забралом. С плеча его свисал короткоствольный автомат.

— Ну как, Егорыч?

— Нормально, Сергей Владиславович. Взяли мы его. Бабу он свою топором намертво уложил. Потом ворвался к соседям и ранил ещё двух человек. Забаррикадировался с мешком патронов. Мы двенадцать выстрелов насчитали, которые он по нам дал. Пока ружьё перезаряжал, Серёжа Шипунов и Вася Матюхин его через окно взяли. Живым.

— Пошли, посмотрим на вольного стрелка.

Он забился в угол спецназовского «ПАЗика» — здоровенный татуированный бизон. Разорванная рубаха открывала мощную грудь, на которой тоже приютилась синяя с красным татуировка. Руки в наручниках были заведены за спину. Я подсел к нему.

— Чего так разошёлся?

— С-суки, жалко, никого из вас не замочил, — зашипел он и поднял на меня пустые глаза. В них пробежала какая-то искра. — У, начальник, ты-то мне и нужен был. Тебе-то моя пуля и предназначалась. Опоздал ты, сука легавая, на своё счастье. Опоздал.

Что-то совершенно безумное, неудержимо злобное было в нём. У меня возникло ощущение, что и не человек это вовсе, а кукла, зомби, ведомый чьей-то волей.

— Ничего, сука, всё равно тебе каюк!

— Вот сволочь, — Семеныч врезал поочерёдно правой и левой ладонью по ушам негодяя, и тот полетел на пол автобуса. Семеныч примерялся приголубить его десантным башмаком.

— Оставь, — приказал я.

— Надо было этого подонка валить.

Я поёжился. А ведь действительно: не загляни я в медицинский центр, обязательно успел бы к основной части программы — к задержанию. По привычке полез бы вперёд. Тут его пуля и нашла бы меня…

День выдался безумный. Я такого не припомню за все годы работы. Произошло ещё два убийства: наркоманы в притоне до смерти забили своего товарища, посчитав его за стукача; муж спьяну выбросил жену из окна и к приезду наряда повесился. На электролитном заводе рванул котёл — несколько человек в тяжёлом состоянии. На шоссе молоковоз врезался в автобус — четыре трупа. Взорван кооперативный ларёк — слава Богу, обошлось без жертв. О мелких вспышках насилия и говорить не приходится — с утра бесконечный мордобой, пьяные разборы. Все сорвались с катушек. Кровь лилась рекой. Город летел прямиком в преисподнюю.