Но история эта оставила в душе моей нехороший осадок…

А моей «автомобильной заразе» этой истории оказалось мало. Вскоре она позволила себя угнать.

Полиция невероятно обрадовалась, что на моей угнанной «Тойоте Авенсис» стояла противоугонка Lojack. Мне, честно сказать, было уже всё равно. В полицейском участке мы с Витеком украдкой озабоченно переглядывались — мне вовсе не хотелось, чтобы мерзавку-машину нашли. У меня ее фанаберия давно сидела в печенках, я уже подумывала, получив страховку, сменить авто, наплевав на цвет курточки. Увы и ах — противоугонка выдержала экзамен. «Тойота Авенсис» вернулась. Воров элегантно засекли. Те сообразили, что они под колпаком, и притаились, выжидая, что же предпримет полиция. А полиция тоже выжидала, что предпримут воры. Потом все разом потеряли терпение, и машину вернули мне.

Мы с Витеком отправились в гости к Алиции.

Отъезд планировался ранним утролд только вот ночью, как из дырявого мешка, посыпались телефонные звонки, и я выехала злая и невыспавшаяся. По дороге мы ссорились из-за маршрута. На бензозаправке я в растрепанных чувствах зачем-то купила два шоколадных батончика, чего никогда не делала, а потом на шоссе шандарахнула со всей дури какого-то немца правой фарой в зад. Его машина неожиданно вылезла неведомо откуда, я и не заметила. Потом знающие люди объяснили, что немец нарочно подставился ради страховки, поэтому вовсе не был расстроен, и даже весел. Приехала патрульная машина, полицейские говорили исключительно по-немецки, как и «стукнутый» немец, поэтому беседа состоялась по телефону при помощи Гражины, которая сидела у себя в Штутгарте, а мы — на шоссе.

Вся эта трагедия разыгрывалось в полукилометре от ближайшего сервисного центра «Тойоты» и в десяти километрах от парома. Машина осталась в сервисе, а мы рванули на паром. Я вернулась в Варшаву в одиночестве, Витек остался перегонять машину. К тому же я перепутала номера счетов и переслала деньги не в сервис, а в аварийную службу, которая буксировала машину в ремонт. Тут же оказалось, что платить не нужно было вообще, потому что всё покрывала страховка.

Аварийная служба потом деньги вернула по собственной инициативе, и это было единственным светлым моментом, потому что проклятая «Тойота Авенсис» надоела мне хуже горькой редьки. Капризная, вредная и злобная машина. И я должна была эту гадину рекламировать!

Терпение у меня лопнуло, и наконец-то я купила «Вольво».

После возвращения из Дании я с головой погрузилась в сценарии, пытаясь с ними покончить.

Посвятив год этой ненавистной работе, на которую, непонятно почему, позволила Мартусе себя уговорить, я твердо поклялась, что больше к этой мерзости пальцем не прикоснусь. Я, словно теряющий силы пловец, выдиралась из недоделанных сценариев, которые цеплялись за меня, как репьи за собачий хвост.

По-моему, как раз тогда в Кракове разыгрывались душераздирающие сцены на почве съемок по моему сценарию, который мы с Мартусей вдвоем писали в Биркероде. Что именно там происходило, я не знаю, телевидение остается для меня загадкой, как с точки зрения внутренних интриг, так и видимых результатов.

И в это же время, хотя я в этом не уверена, русская дублированная экранизация несчастной книги «Что сказал покойник» все-таки вышла у нас в прокат. Я уже писала, что сначала посмотрела этот шедевр на русском языке, мне его синхронно переводил человек, которым одинаково владел и русским, и польским языками. Зрелище меня умилило, потому что я впервые видела экранизацию собственного творения, более или менее близкую по духу к оригиналу.

И тут я пошла смотреть фильм на польском языке. Мне стало плохо.

Когда я немножко отошла, выяснилось, что дубляж происходил следующим образом: во-первых, для экономии средств пригласили актеров, озвучивающих только рекламные ролики, а во-вторых, из тех же соображений каждый из актеров читал свой текст в одиночку, без партнеров и тут же шла запись. Актер не знал сценария и читал наобум.

Дубляж фильма «Что сказал покойник» картину доконал. Что там русские ни сняли, фильм можно было смотреть, но наше телевидение его окончательно растоптало.

Я продолжала обустраивать свой дом. Происходящее в моем новом жилище метко описала моя внучка Моника.

— У бабушки совсем как на вокзале, — ужаснулась она, оглушенная бесконечной кутерьмой.

Я впервые в жизни устроила встречу Рождества в собственном доме. И тут я почувствовала, как мы похожи с мамой по поводу количества праздничного угощения — невзирая на постоянные визиты многочисленной родни, я мечтала найти какого-нибудь свиновода, ибо справиться с остатками наготовленной жратвы опекаемые мной кошки никак не могли. Мы с пани Хени наготовили чудовищное количество снеди.

Старая дура.

Последнее совместное Рождество мы встретили в восьмидесятом году у матери, а потом начались всякие сложности, не говоря уже о расстояниях: дети — в Канаде, мы — здесь. Короче, очередной встречи семейного сочельника детям пришлось ждать, если не ошибаюсь, лет восемнадцать. Роберт уехал, Ежи вернулся, и в отсутствие Роберта Рождество мы отмечали то в Варшаве на аллее. Неподлеглости, то в шампиньонной теплице, то в Константинов-Лодзки.

Я никак не могла повлиять на решение сыновей развестись с первыми женами. Это дело не мое. Всех своих невесток я очень любила и считала, что сыночки в очередной раз сделали замечательный выбор. У меня мир и дружба со всеми невестками, я каждый раз одобряла выбор сыновей. Но как при такой текучке среди родственников можно было справлять Рождество всей семьей?