К еще более позднему времени относится проникновение в Переднюю Азию древних иранцев, затем следуют уже киммерийские и скифские походы, сведений о которых намного больше.

Передняя Азия долго служила примером использования лошадей — сначала в качестве упряжных (верховые кони появились здесь много позже). Следует, однако, помнить, что одно дело определить момент, когда в армии боевые подразделения колесниц сменила конница (в начале I тысячелетия до н. э. у ассирийцев, а другое — решить, была ли освоена лошадь сначала под верх или под колесницу. Как уже говорилось ранее, в связи с развитием коневодства у племен Приднепровья в IV-III тысячелетиях до н. э. первым всадником стал табунщик.

Если мы вернемся в III тысячелетие до н. э., когда лошадь была освоена под верх в южнорусских степях, и то для Передней Азии в этот период все данные о ней будут еще очень фрагментарны. Там, собственно, нашли только кости лошади (может быть, дикой, а может быть, и эквидов?), изображение человека на печати конца III тысячелетия до н. э. в Сузах, стоявшего между двух лошадей (композиция, сохранившаяся почти до наших дней на вышитых русских полотенцах), да еще несколько незначительных находок. Между тем письменные свидетельства о других эквидах, так же как и их изображения, достаточно многочисленны. Рассмотрим только некоторые из них.

Большая часть древних источников Передней Азии и Египта посвящена торжеству победы над врагом, читаем ли мы описания разрушения Ура (рубеж III-II тысячелетий до н. э.), рассматриваем ли изображению древним скульптором сцену победы Эаннатума, правителя Лагаша, над соседним городом Уммой (так называемая «Стела коршунов») или же разбираем описание шумерских побед на «Штандарте из Ура», найденном в огромной разграбленной гробнице.

В нашу задачу не входит подробное изучение этих великолепных памятников искусства древних шумеров. Остановимся лишь на «Штандарте из Ура», так как здесь изображена шумерская армия, включавшая легкую и тяжелую пехоту, которая двигалась на повозках, кстати запряженных ослами, онаграми, а возможно, и мулами (что является косвенным свидетельством о наличии у шумеров одомашненных лошадей). Здесь мы видим древнейший тяжелый тип повозки с пешим погонщиком и колесничим (причем иногда метатель дротиков или копьеносец стоит на запятках). Повозки движутся то шагом, то вскачь. Тяжелые пехотинцы одеты в войлочные панцири-плащи с нашитыми металлическими бляхами; легкие — вооружены копьями и секирами-клевцами; на них только войлочные перевязи с бляхами.

На «Стеле коршунов» изображена повозка более усовершенствованного типа. Ее перила ограждают пространство боевой платформы; возница и воин помещаются внутри, причем к передку повозки прикрепляются два колчана со стрелами. Очень интересно изображены копейщики: воины в шлемах идут на врага попарно, сомкнутым строем, с одним щитом на двоих, выставив вперед копья. По словам известного исследователя искусства Двуречья Н. Д. Флиттнер, «Шествие тяжеловооруженного ополчения действительно производит впечатление грозной фаланги, несмотря на то, что над щитами высятся всего девять голов воинов в шлемах. Это достигается чрезвычайно простым приемом: сплошная ровная поверхность разграфлена множеством копий, взятых наперевес, множество кулаков, сжимающих их, означает множество воинов, скрытых щитами и передними рядами бойцов» [145, 11].

По мнению И. М. Дьяконова, это единообразное и дорогое наступательное и оборонительное оружие свидетельствует в пользу того, что на стеле изображено дружинное войско Лагаша, составлявшее примерно пять-шесть тысяч человек на стотысячное население страны [66].

Начиная с рубежа III-II тысячелетий до н. э. лошади все более уверенно занимают место среди других верховых и упряжных животных, хотя, как известно, они не упомянуты ни в одном из 282 пунктов законов Хаммурапи (XVIII в. до н. э.) [19, 197-217]. Недавно Е. Гордон [193], используя свидетельства шумерских басен, найденных в Ниппуре и Уре и датирующихся примерно 2000 г. до н. э., привел новые неизвестные данные. Речь идет о коне, сбросившем всадника, о тяжелой работе лошади и, в одном случае, о муле. Как и в более позднее время, говорится об опасности верховой езды и предпочтении, которое следует отдавать мулам, а также передвижению на колеснице. К этому же времени относится гимн, посвященный героическим подвигам Шульги, второго царя III династии Ура, обожествленного при жизни [66, 266]:

Шульги, возведший укрепления для защиты от гутиев, реорганизовал войско, вновь введя в него копейщиков «из граждан Ура». В качестве одного из самых героических своих деяний Шульги описывает путешествие из Ниппура в Ур, когда в бурю и непогоду за день он покрыл расстояние 120 или 140 км («Покрыл я отрезок дороги в пятнадцать двойных часов. Мои героические мужи изумились по этому поводу. В один день праздновал я в Уре и Нибуре с Уту, юношей, моим братом и другом. Пил я во дворце, основанном Анном, опьяняющее питье» [202, 12].

Такой путь и для современных лошадей дело не простое. Для времени Хаммурапи число свидетельств о лошадях возрастает. От его наследника, Самсуилуна дошло до нас следующее письмо: «Возьми на корм лошадям один гур зерна, чтобы у лошадей было что есть, чтобы они не голодали» [202, 14]. К этому же времени относится письмо из Мари принцу Каркемыша о желании марийского царя получить коней. Они были посланы ему из Харсимны, находившейся недалеко от Хаттушаша.

И. Потрац приводит два фрагмента надписей с упоминанием наиболее раннего примера верховой езды В одном из них всего лишь одна фраза: «выезжает он на лошади» [220, 22], в другом — более пространный отрывок: «И он [царь] садится на лошадь и отправляется вверх к реке бога Анциля, в воротах дома он спускается, [сходит с коня] и входит в дом» [220, 22-23].