После этого даже на улицах стало заметно, как нервничают немцы. Теперь они знают, каково быть под прицелом, думал Шарли и приветствовал любую деятельность, которая подрывала дух оккупантов.

Несмотря на все обнадеживающие события, в ежедневной жизни Шарли появлялось все больше ограничений.

Продукты нормировались с первых дней оккупации, но теперь стало трудно найти дрова для отопления, и чтобы купить их, требовалось сначала получить разрешение. Поэтому холодные зимы показались парижанам особенно долгими. А к лету 1943 года даже Шарли не мог добыть бензин для автомобиля. В замок ему пришлось ездить на поезде.

На юге в зоне Виши появилась и разрослась французская разновидность гестапо – милиция. Она рьяно преследовала всех противников оккупационного режима. Случались предательства и внутри движения Сопротивления. Однажды, когда Шарли и парни Макса встречались с парой новых рекрутов, бравыми испанскими юношами, они наткнулись на немецкую засаду. Оба испанца погибли. В конце концов было решено, что немцев предупредил один из новичков. Но наверняка никто не мог сказать, как все было.

– Неприятное ощущение, – признался Шарли Максу, и тот согласно кивнул:

– Да, это худшая часть нашей работы.

В ноябре случилась катастрофа: Манушяна и его группу арестовали. Неужели предательство, гадал Шарли.

– Нет, – сказал ему Макс. – Просто хорошо сработали полицейские. Немцы знают, что французская полиция всегда справится лучше их. Все-таки они французы, они знают и людей, и местность. Целое специальное подразделение следило за многими из тех, кого подозревали в диверсиях и убийствах. Если следить достаточно долго, то обязательно найдешь то, что ищешь. И они нашли. – Макс был мрачен. – Их расстреляют, разумеется, но не раньше, чем выпытают всю информацию. Будем надеяться, что расскажут они не слишком много.

Это последнее замечание заставило Шарли немедленно поехать к Луизе и умолять ее, чтобы она отпустила маленького Эсме к его родителям.

– Сейчас и ты, и я очень рискуем, – подчеркнул он. – Ради безопасности ребенка, прошу тебя!

Но она так и не изменила своему принципу. Прошло Рождество. В новом, 1944 году Шарли снова просил ее о том же. Безрезультатно.

С наступлением февраля 1944 года Люк Гаскон начал волноваться, и на то у него было основательные причины.

Когда он только завязывал деловые связи со Шмидом, попытки союзников пошатнуть германское господство в Европе были так слабы и далеки, что их можно было не воспринимать всерьез.

И поэтому Люк сумел устроить свою жизнь предпочтительным для себя образом. Он был независимым уличным дельцом – не обремененным обязательствами и в приятельских отношениях со всеми, – который балансирует на грани риска, проводя свои операции в теневой зоне между немецкими оккупантами и бойцами Сопротивления и везде выискивая для себя выгоду. Но даже кот, гуляющий сам по себе, может сильно испугаться в темной аллее.

Дело в том, что постепенно, месяц за месяцем союзники продвигались вперед, пока наконец не показались на горизонте, в то время как гитлеровские армии медленно откатывались назад – потрепанные в России годом ранее, изгнанные из Африки. А теперь и итальянская армия сдалась, понеся тяжелейшие потери в Италии, где союзники неотвратимо надвигались на север, к Риму.

Гитлер все больше напоминал человека, загнанного в огромную ловушку. Однако он еще может быть смертельно опасным. Но Люк Гаскон, подсчитывая шансы, понимал, что ситуация в его личном мирке сильно изменилась.

Что случится, если и когда Германия потерпит поражение?

В Париже, прикидывал Люк, тем, кто сотрудничал с оккупантами, придется несладко.

Догадывается ли кто-нибудь о его связях со Шмидом? Люк думал, что сумел сохранить их в тайне. Но кто знает, что зафиксировано в немецких документах? Кто знает, что расскажут потом сами гестаповцы? Люк решил, что пора отступать.

В то же время немцы занервничают, чувствуя, что земля горит у них под ногами, а к информаторам у них и так отношение подозрительное. Скорее всего, Шмид ему тоже не доверяет.

Вот с такими тревожными мыслями в один февральский день Люк шел по авеню Фош на очередную встречу со Шмидом.

Но гестаповца он застал в приподнятом настроении.

– Вы слышали новость, Гаскон? – спросил он. Заметив неуверенность на лице Люка, он сам все рассказал: – Час назад подпольщикам Манушяна вынесли приговор.

– А-а.

– Их расстреляют. Немедленно. За исключением женщины. Ее передадут вам, французам. В рейхе женщин не расстреливают.

– И что с ней будет?

– Ее обезглавят. – Шмид, казалось, находил удовольствие в этих деталях. – А что бы вы предпочли: чтобы вас расстреляли или отрубили вам голову?