Но даже такие новеллы не обеспечивали большинства русским помещикам в трех северо-западных губерниях, поэтому от первоначальной мысли о распространении зем­ства на все девять западных губерний пришлось отказать­ся, оставив законопроект только для перечисленных выше шести губерний.

Все принципиальные основы законопроекта, еще до того как он был выработан Министерством внутренних дел, были изложены в специальной брошюре В. В. Шуль­гина, крайнего правого депутата Думы (затем национали­ста), выражавшего взгляды помещиков юго-западных гу­берний, представители которых составляли костяк фрак­ции националистов.

Законопроект о западном земстве представлял собой ти­пичный образчик бонапартистской политики. С одной сто­роны, он был задуман как союз русских помещиков с ук­раинским и белорусским крестьянством, направленный против польских помещиков, с другой — это был классо­вый союз русских и польских помещиков против крестьян­ской массы. Главная цель состояла, как уже указывалось, в разжигании национальной вражды в крае. В то же время реакционнейший по своему содержанию законопроект имел видимость крупного либерального начинания: он

вводил бессословное начало в земстве и несколько увели­чивал крестьянское представительство, так как Дума, на­ряду с некоторым увеличением числа крестьянских глас­ных от сельских обществ, понизила еще наполовину зе­мельный ценз для крестьян — собственников земли, в большинстве кулаков, выбиравшихся в земство отдельно съездом мелких землевладельцев.

Выступления представителей право-октябристского большинства по законопроекту, обсуждавшемуся в Думе в мае 1910 г., вылились, как обычно, в травлю поляков, а критика его кадетами и прогрессистами исходила из того же тезиса о гибельности для великодержавной и имперской политики прямолинейного и грубо-примитивного национа­лизма. Западное земство, кричал Марков 2-й, — это оборо­на против поляков, а тем, кто говорит, что такая оборона не нужна, «может быть только один ответ: вы, слюнтяи, молчите, ибо вы ничего не понимаете в государственном деле». В свою очередь кадет Родичев предупреждал: если государство ведет подобную политику, то «будьте покойны, это государство развалится». Другой тезис кадетов, как и при обсуждении финляндского законопроекта, состоял в том, что подобные законопроекты заставляют поляков (как и финнов) ориентироваться на Запад, точнее — на Герма­нию, потенциального врага России. «Разве государствен­ная та мера,— спрашивал прогрессист В. С. Соколов,— ко­торая ведет к тому, что, в случае войны с соседними госу­дарствами, вы должны на окраинах выставлять и держать целые корпуса для того, чтобы они не проявили враждеб­ных отношений, чтобы они не стали на сторону того врага, который нападает на наше отечество?» [185].

Польское коло, разумеется, выступало против законо­проекта, но не с демократических, а с реакционно-нацио­налистических позиций, апеллируя к чувству классовой солидарности правых и октябристов и уверяя их в своей верности царю и империи. Напомнив им о совместной борьбе русских и польских помещиков против революцион­ного движения ов крае в 1905 г., один из членов коло за­явил: «...Если бы вы вместо вашего узкого национализма поставили русский государственный национализм, то, по­верьте, что инородцы не хуже вас защищали бы и силу, и мощь, и единство русского государства...» [186] Конкретно требования коло сводились к тому, чтобы на западные гу­бернии было распространено земское Положение 12 июня 1890 г. в его чистом виде. Иначе говоря, оно требовало прежде всего уничтожения национальных курий и фикса­ции гласных.

Чрезвычайно показательной была позиция депутатов- крестьян от западных губерний. Все они высказались за законопроект, но потребовали увеличения крестьянского представительства, обрушившись с упреками в адрес правых. Крестьянин С. О. Галущак внес поправку, увеличивавшую число гласных-крестьян до половины их общего числа. Она была горячо поддержана всеми правыми крестьянами. Ценой угроз и обмана правым удалось провалить эту поправку. Тем не менее и здесь

лишний раз правые крестьянские депутаты продемонстри­ровали свою ненависть и недоверие не только к польско­му, но и к русскому помещику.

Крестьяне-трудовики резко критиковали законопроект и сурово осуждали правых крестьян, которые, выступая заодно с помещиками, предают интересы крестьянства[187].

Сильную речь с интернационалистских позиций произ­нес Покровский. «Мы, социалисты,— заявил он,— работа­ем со всей демократией без различия национальностей и исповеданий, будь то грузин, армянин, поляк или еврей», одинаково разоблачая ее врагов, будь они русские или по­ляки. Польское дворянство, как и русское, «является ти­пичным противником демократии». Пусть Столыпин вы­полняет свою историческую миссию. Травя «инородцев», он достигает лишь одного: восстанавливает русский народ против русского самодержавия [188].

Дума приняла законопроект с незначительными по­правками, но в марте 1911 г., о чем еще речь впереди, он был отвергнут Государственным советом. В связи с этим Столыпин был вынужден провести его по 87-й статье, и только таким чрезвычайным путем его удалось сделать за­коном.

Городское самоуправление. Законопроект о введении Го­родового положения 1892 г. в городах Царства Польского не имел самостоятельного значения, а представлял собой маневр царизма и Думы, связанный с отделением Холм- щины от Польши. Кроме того, он вызывался и практиче­ской необходимостью.

Многолетнее хозяйничанье магистратов, управляемых чиновниками, привело польские города в такое состояние, что даже русская администрация края пришла к выводу о нетерпимости создавшегося положения. Ревизия сенатора Д. Б. Нейдгардта, родственника Столыпина и одного из руководителей Совета, объединенного дворянства, вынуж­дена была констатировать, что средства городов всюду раз­воровывались, а городское хозяйство пришло в полный упадок. Все это заставило правительство еще задолго до III Думы признать необходимым распространить Городо- вое положение и на польские города.