Unknown
Шрифт:
Тот же страх перед революцией обеспечил функционирование октябристско-кадетского большинства. После своего провала кадеты в третьеиюньский период круто повернули к открыто «веховской» политике. «Партия кадетов,— писал В. И. Ленин,— есть партия ,,Вех“» [418]. Во время кампании по выборам в III Думу в конце октября 1907 г. кадеты на своем V съезде объявили, что они идут в Думу для «органической» законодательной работы в качестве «ответственной оппозиции», в отличие от оппозиции «безответственной», т. е. социал-демократов, которым Дума нужна только как трибуна. Еще раньше, в сентябре, лидер кадетов П. Н. Милюков, зарабатывая своей партии это меотеч-
ко «ответственной оппозиции» в будущей Думе перед правыми и октябристами, заявил, что у кадетов есть «враги слева» и что кадеты перестают таскать «левого осла» на своей спине[419]. Чтобы было ясным, что речь идет только о большевиках, а не о меньшевиках, которые по-прежнему остаются друзьями, Милюков писал: «В лице самого г. Плеханова мы имеем дело не с врагом, а с другом... Вот когда победят все эти влияния (меньшевистские.— А. А.), мы скажем спокойно и решительно: у нас нет врагов налево» [420].
Главный смысл решений V съезда состоял в том, что кадеты шли на блок с октябристами в качестве младшего партнера. Попытки нескольких «левых» кадетов воспротивиться этому закончились тем, что они были изгнаны из ЦК. Октябристы полностью одобрили резолюции кадетского съезда. Оценивая его итоги, В. И. Ленин в статье «Приготовление „отвратительной оргии“» писал: «Чтобы законодательствовать в III Думе, надо так или иначе, прямо или косвенно, соединиться с октябристами и встать всецело на почву контрреволюции и охраны ее побед... Практическая проводимость (кадетских законопроектов.—
А.) зависит от октябристов. Выяснить проводимость — значит с заднего крыльца забежать к октябристам. Поставить свою инициативу в зависимость от этого выяснения— значит в угоду октябристам урезывать свои проекты, значит поставить свою политику в зависимость от „октябрей"» [421].
Итак, соотношение сил в третьеиюньском блоке сложилось вполне определенно. Первое большинство господствовало над вторым; правые верховодили над октябристами, а те в свою очередь помыкали кадетами. Сам октябристский «центр» был очень непрочен и противоречив, поэтому всякие сколько-нибудь серьезные осложнения обостряли внутрифракционную обстановку, вызывая угрозу раскола. «Избирательный закон 3 июня 1907 года,— писал
И. Ленин,— „строил" государственную систему управления — да и не одного только управления — на блоке крепостников-помещиков с верхушками буржуазии, причем первый социальный элемент сохранял в этом блоке ги
гантский перевес, а над обоими элементами стояла фактически неурезанная старая власть» [422].
Что же касается правых, то их взаимоотношения с официальным правительством в общих чертах соответствовали взаимоотношениям этого правительства с придворным окружением, которое В. И. Ленин называл вторым, неофициальным правительством. «Дело в том,— указывал
В. И. Ленин,— что у нас, как и во всякой стране с самодержавным или полусамодержавным режимом, существует собственно два правительства: одно официальное — кабинет министров, другое закулисное — придворная камарилья. Эта последняя всегда и везде опирается на самые реакционные слои общества, на феодальное — по-нашему черносотенное — дворянство... Огромная масса „правых" в III Думе будет, по крайней мере, в подавляющем большинстве своем, если не целиком, защищать интересы именно этой общественной плесени и ржавчины, этих „гробов повапленных", завещанных нам темным прошлым. Сохранение крепостнического хозяйства, дворянских привилегий и самодержавно-дворянского режима — вопрос жизни и смерти для этих мастодонтов и ихтиозавров, ибо „зубры"— для них слишком почетное название» [423]. Кабинет, писал В. И. Ленин, обычно в значительной пасти состоит из ставленников камарильи. Но в то же время зачастую «большинство кабинета по своему составу не вполне соответствует требованиям камарильи. Конкуренцию допотопному хищнику, хищнику крепостнической эпохи, составляет в данном случае хищник эпохи первоначального накопления,— тоже грубый, жадный, паразитический, но с некоторым культурным лоском и — главное — с желанием также ухватить добрый кусок казенного пирога в виде гарантий, субсидий, концессий, покровительственных тарифов и т. д. Этот слой землевладельческой и промышленной буржуазии, типичной для эпохи первоначального накопления, находит себе выражение в октябризме и примыкающих к нему течениях» [424].
Таким образом, официальное правительство было вынуждено ходом экономического развития идти в какой-то мере против интересов камарильи, способствуя интересам октябристского капитализма, помогая развитию капитализма прусского типа. Здесь оно должно было встречать не только противодействие, но и поддержку известной части правых, представлявших помещика, эволюционирующего в юнкера и поэтому выступавшего за бонапартистский путь приспособления абсолютистского государства к требованиям жизни. Деление правых в Думе на несколько фракций, несомненно, являлось отражением этого процесса.
Дирижировать нестройным третьеиюньским оркестром намеревался П. А. Столыпин. Этот бывший предводитель дворянства и губернатор, претендент в российские Бисмарки, «новый человек», как его окрестила помещичье-бур- жуазная контрреволюция, подготовил себя к этой роли всей своей предшествующей деятельностью: крестьянскими экзекуциями, военно-полевыми судами, еврейскими погромами, «конституционными» переговорами с октябристско-кадетскими «либералами». Ярый реакционер, он любил прикрываться лощеной «европейской» фразой и позой.