Шрифт:
Но 22 июня 1941 года сразу после объявления войны в нашей безмятежной жизни все круто изменилось. Вскоре началась мобилизация в Красную армию и запись добровольцев в народное ополчение. Записался и мой отец, хотя ему было уже 47 лет. Ему выдали военную форму – хлопчатобумажные галифе, гимнастерку, пилотку, а на ноги – ботинки и обмотки. Когда я увидел отца в этой форме, мне стало его жалко до слез. Все было ему мало по размеру, особенно эти обмотки на ногах.
Утром 5 июля мы с мамой проводили отца. В тот же день мама проводила меня в эвакуацию со школой. Уезжали мы с Витебского вокзала пассажирским поездом. Повезли нас, ленинградских детей, на юг от города в район Старой Руссы. Как оказалось потом – навстречу наступающим немцам. Конечно, тогда об этом не предполагали ни мы, дети, ни взрослые…».
Спустя месяц, 5 августа, Джон Федулов вернулся домой в Ленинград, испытав ужас войны в Лычково, где он оказался в разбомбленном эшелоне ленинградских детей. А 18 августа он виделся с отцом – его часть располагалась тогда в районе Красного Села.
«Отец рассказывал, что у них было мало винтовок – одна на пятерых, и было это вовсе не метафорой», – вспоминает Джон Дмитриевич. Как оказалась, эта встреча была последней. В конце сентября 1941 года пришло извещение, что «13 сентября при отходе нашего батальона на новый рубеж Федулов Д.Т. в свою часть не вернулся. Адрес воинской части, в которую перешел товарищ Федулов Д.Т., нам не известна».
Джон Федулов пережил с мамой в Ленинграде самую тяжелую, первую блокадную зиму. Выжили почти чудом, а в марте 1942 года были эвакуированы на Большую землю. Накануне отъезда состоялась встреча с бабушкой.
«Она жила в маленькой комнате коммунальной квартиры, – вспоминает Джон Дмитриевич. – В комнате было холодно и, как и везде, темно. Горела только лампада под иконой в дальнем углу. Мама хотела, чтобы бабушка поехала с нами, но бабушка отказалась. Она была очень слабенькая. Худая, совершенно седая и очень красивая, с благородным воспитанием. Бабушка нас благословила в дальнюю дорогу, поцеловала меня в голову, и мы ушли. Домой шли с тяжелым чувством расставания. Мама плакала. У нас пропал без вести отец, давно не было писем от брата, а теперь еще бабушка. Больше мы ее не видели…
Сначала нас эвакуировали в Вологодскую область, потом в начале лета 1942 года мама завербовалась работать на завод имени Сталина, и мы переехали в город Молотов (бывшую и нынешнюю Пермь), а оттуда глубокой осенью перебрались к старшей сестре отца, сосланной еще до войны с семьей на пятнадцать лет в Томскую область в тайгу. Там мы прожили два года».
За всю войну никаких вестей от отца не было. Но даже когда окончилась война, родные ждали и надеялись, ведь он же не числился погибшим, на него не приходила похоронка. Он был, как и многие, – «без вести пропавший». Чудеса случались, но здесь его не произошло. В апреле 1948 года пришло извещение из Дзержинского райвоенкомата Ленинграда: «Ваш муж рядовой Федулов Дмитрий Тимофеевич, уроженец Ленинградской области, деревня Волково, находясь на фронте, умер в германском плену 24 ноября 1941 года». Больше ждать и надеяться было уже не на что…
И, наконец, самая последняя информация – из Центрального архива Министерства обороны. Согласно ей, рядовой Дмитрий Тимофеевич Федулов попал в плен 14 сентября 1941 года под Гатчиной. Погиб в плену 24 ноября 1941 года, находясь в шталаге VIII E (308) – немецком концентрационном лагере для военнопленных в городке Нойхаммер (после Второй мировой город вошел в состав Польши и получил название Свентошув). Лагерь этот был создан еще в апреле 1941 года на территории VIII военного округа Германии и предназначался для приема советских военнопленных.
На памятном камне, установленном на месте лагеря, указано, что здесь погибло двадцать тысяч пленных советских солдат. Одним из них был и Дмитрий Федулов из деревни Волково ленинградской земли…
Каложицкие воспоминания
Нет ничего приятнее, чем получать добрые отклики от читателей. Один из них пришел автору этих строк от Лидии Анатольевны Деминой в ответ на публикацию о замечательном учителе Николае Павловиче Галицком – выпускнике педагогического техникума имени Ушинского, существовавшего в Петрограде – Ленинграде в 1920-х годах.
«Наша мама, Кузикова (Сотова) Татьяна Матвеевна, заслуженный учитель РСФСР, окончила тот же техникум имени Ушинского в 1927 году. Она много рассказывала об этом удивительном „сангаллийском братстве“, о своей юности, о деревне Каложицы, в которой она родилась и выросла. С 1940 года мама работала в Волосовской средней школе. Являлась передовым учителем, большим энтузиастом своего дела…
Когда мамы не стало, мы, разбирая ее архив, обнаружили рукописи ее воспоминаний. Читать их очень увлекательно. Написаны чудесным языком, очень живо и ярко.
Немного о себе. Я тоже учитель. Работаю в той же школе № 1 города Волосово, где много лет проработала моя мама. Занимаюсь краеведением. Руковожу музеем истории школы».
Ниже мы публикуем отрывки из этих уникальных воспоминаний.
Я родилась 15 января 1907 года (по старому стилю) в деревне Каложицы Ямбургского уезда Яблоницкой волости Петербургской губернии. Отец – крестьянин Матвей Алексеев Иванов (тогда так писали). Алексеем звали моего деда, Иваном прадеда. Мать – крестьянка соседней деревни – Евфимия Егоровна. Предками моих родителей были тоже крестьяне, жившие на оброк. Оброк платили помещику-немцу, проживающему в имении Каложицы.