— Конец, — сказал Гильоме.

Победитель опустился над Вальтером Штралем с такой же суровой заботой, как и над Эриксеном. Он взял тяжело повисшую кисть механика и нащупал пульс. Гильоме, забывший обо всем, застыл, не двигаясь.

— Пульс есть. Очень слабый. Давайте ром, — услыхал он спокойный приказ, приказ вождя, и, невольно поражаясь самообладанию и воле этого старого уставшего человека, выполнил распоряжение.

Победитель разжал зубы Штраля ножом и по капле вливал ром. Тело механика затрепетало; он захлебнулся, и изо рта его вместе с кашлем хлынула тяжелая, густая и черная волна крови на белый олений мех малицы.

— Безнадежен, — произнес Победитель, — проломана грудная клетка. Он может прожить еще полчаса-час. Может быть, жестоко пробуждать его, но нужно узнать у бедняги, кому он хотел бы послать последний привет. Помогите перенести его к остальным.

Они подняли Вальтера Штраля и понесли его туда, где лежали доктор Эриксен и Жаклин. Когда они огибали корпус гидроплана, они увидели, что одна из оставленных фигур поднялась и склонилась над другой.

Доктор Эриксен тяжело и продолжительно стонал. Веки его по-прежнему были опущены, и на его лбу мягко лежала успокаивающая ладонь Жаклин.

— Он хотел подняться… Он бредил, — сказала она с виноватой улыбкой подходящим, — я не могла позволить ему встать.

— Жаклин, ma petite, лежи. Тебе тоже нельзя вставать, — заволновался Гильоме, но она перебила его:

— Нет, нет, Альфред. Мне уже не больно. У меня только немного головокружение. Я буду помогать вам… — Она внезапно заметила струю крови на одежде Штраля, привстала, и ее глаза налились слезами. — Он умер? — спросила она чуть слышно.

— Нет еще. Но умирает.

Она наклонилась над Штралем и рукавом, бесконечно нежным и инстинктивным движением женщины вытерла кровь с губ бортмеханика. И как будто от ласкового тока этого прикосновения Вальтер Штраль открыл глаза и странным, пустым взглядом уперся в фигуру Победителя.

Губы его разлепились, и с хрипом и новой струйкой крови из них выдавились неразборчивые звуки. Двое мужчин и женщина склонились над ним.

Наконец они с трудом разобрали слова и переглянулись, потрясенные.

Вальтер Штраль, захлебываясь кровью, задыхаясь, просил засвидетельствовать фирме, что катастрофа произошла не по вине моторов, что моторы до последней секунды работали безукоризненно.

Победитель мягко сказал умирающему:

— Не нужно об этом думать. Мы знаем, что моторы тут ни при чем. Вам нужно отдохнуть.

Вальтер Штраль весь перекосился жалкой и страшной улыбкой. Он опять заговорил, и хрип его с каждой секундой становился ясней и чище, как часто бывает у умирающих.

— Мне не стоит… отдыхать… Я знаю… мне конец… Я прошу… составить акт для фирмы… Я долго служил… честно… мне не хочется… чтобы герр директор… подумал обо мне плохо… Я прошу вас… господа.

Гильоме и Победитель переглянулись. Летчик увидел, что у Победителя подергивается судорогой угол рта. Он расстегнул костюм и вынул блокнот.

— Хорошо, дорогой. Успокойтесь. Мы напишем.

Он застрочил карандашом. Гильоме, понурясь, отвернулся. Жаклин, поддерживая тяжелеющую голову Штраля, не отрывалась от ползущей из его рта кровавой струйки, все время вытирая ее рукавом.

Победитель кончил писать и наклонился над механиком:

— Прослушайте…

Штраль прослушал несколько строк, свидетельствующих, что моторы гидроплана до последней минуты работали без отказа и выявили исключительные качества.

— Подписи, — прохрипел Штраль.

Победитель поставил свою подпись и протянул блокнот Гильоме.

Тот подписал в свою очередь.

Вальтер Штраль с усилием поднял вялую руку, испачканную маслом. Победитель, поняв это движение, вложил: в эти уже мертвые пальцы карандаш и подставил блокнот.

Собрав последнюю силу, Вальтер Штраль расползающимися буквами вывел под актом свою фамилию и выронил карандаш.

— Данке шен… — прохрипел он, — гут…

Новая волна крови брызнула сквозь его сжатые зубы. Он рванулся, вытянулся всем телом, забулькал, забил ногами и замер. Жаклин отшатнулась.

Победитель накрыл меховым капюшоном искаженное смертной судорогой лицо.

— Остальным надо жить, — сказал он сурово. — Пусть мадам позаботится о докторе. Нам надо выяснить наши запасы и состояние инструментов. Идти придется долго и трудно.

Они отправились к гидроплану. Жаклин шаткой походкой, бледная, подошла к доктору Эриксену. Он уже пришел в себя и опять пытался приподняться.

Жаклин сквозь слезы улыбнулась ему:

— Не шевелитесь… Не шевелитесь, доктор. Вам нужно лежать неподвижно. Вы будете теперь моим большим бэби и должны слушаться меня.